Вокруг меня все говорили, о чем-то с пылом спрашивая меня, знакомились. Я обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной, как Дуглас Фербенкс-старший. Он был плотным пожилым мужчиной в морском мундире. Я повстречал графов, герцогов, высших военных, о которых не слыхал ранее, нескольких принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с сильно загорелым лицом и такой усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать всех к чертям. В этом мужчине я в конце концов узнал сына Императора.
Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у меня в кармане было не меньше миллиона долларов, и кроме того, некоторое легкое опьянение позволило мне потерять обычно присущую мне тактичность. Все это позволило мне в конце концов завязать с ним разговор.
— Принц Вильям, — начал я. — Мне сказали, что династия Ганновер-Виндзор правит в этом мире. Там, откуда я родом, все мужчины как Ганноверского дома, так и Виндзорского — высокие, очень худые и хмурые.
Принц улыбнулся.
— А здесь, полковник, была установлена линия поведения, положившая конец этой несчастливой ситуации. Конституция требует, чтобы наследники-мужчины женились на женщинах из народа. Это делает жизнь наследника не только намного более приятной — ведь выбор красавиц из народа очень большой, но и поддерживает жизнеспособность династии. А время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, как я.
Толпа все дальше влекла меня, я говорил, ел бутерброд, пил все подряд, начиная с водки и кончая пивом. И, конечно же, танцевал со всеми обворожительными девушками. В первый раз в моей жизни десять лет посольской толкотни оказались мне полезными. Печальный опыт, добытый еще недельными ночными бдениями, когда я стоял с рюмкой в руке от захода солнца до полуночи, накачивая представителей других дипломатических миссий, которые в свою очередь думали, что накачивают меня, позволил мне пить не напиваясь.
Но все же я решил выйти на свежий воздух, на темную галерею, глядящую в сад. Я облокотился на массивный каменный парапет, взглянул на звезды и стал ждать, пока не уляжется негромкий звон у меня в голове.
Я снял белые перчатки, которые, как посоветовал Рихтгофен, я должен был оставить при себе, отдавая швейцару шлем, и расстегнул верхнюю пуговицу своего тугого мундира.
Ночной бриз легким потоком струился над темными газонами, донося запах цветов. Позади меня оркестр играл в ритме, очень напоминающем ритмы вальсов Штрауса.
— Старею, — подумал я, — а, возможно, просто устал.
— Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? — раздался за спиной у меня спокойный женский голос, как будто отгадавший мой мысли.
Я повернулся.
— А, это вы, — сказал я. — Очень рад. Лучше уж быть виновным в том, что думаешь вслух, чем в том, что слышишь воображаемые голоса.
Я попытался сфокусировать глаза. У нее были рыжие волосы и бледно-розовое платье.
— Да, да, я очень рад, — добавил я, — Мне нравятся золотоволосые красавицы, которые возникают ниоткуда.
— Совсем из ниоткуда, полковник, — засмеялась девушка, — Я пришла оттуда, где так жарко и людно.
Она негромко говорила по-английски, и ее явно выраженный шведский акцент превращал банальные фразы в очаровательную болтовню.
— Что да, то да, — согласился я. — Эти люди заставили меня выпить чуть больше, чем следовало бы, и поэтому я вышел сюда освежиться.
Мне доставляло удовольствие мое красноречие со столь восхитительной молодой дамой.
— Отец сказал мне, что вы родились не в Империуме, полковник, — сказала она. — И что вы из мира, который точно такой же, как наш, и в то же время совсем другой. Было бы интересно побольше узнать о вашем мире.
— Боюсь, вам там бы не понравилось. Мы очень серьезно относимся к себе и придумываем искуснейшие извинения, делая друг другу всевозможные пакости…
Я мотнул головой. Мне совсем не нравился такой поворот беседы.
— Смотрите, — сказал я, — ведь я без перчаток. А без них я начинаю вести подобный разговор.
Я снова натянул перчатки.
— А теперь, — сказал я высокопарно, — могу ли я позволить себе удовольствие пригласить вас на танец?
Прошло добрых полчаса, прежде чем мы прекратили это прелестное занятие, чтобы заглянуть в зал со спиртным.
Оркестр как раз снова заиграл вальс, когда сокрушительный взрыв потряс пол и высокие стеклянные двери в восточной части танцевального зала были сметены с петель. Сквозь тучу пыли, последовавшей за взрывом, в помещение ворвалась толпа в разношерстной солдатской форме. Вожак, чернобородый гигант в полинялой гимнастерке образца армии США и мешковатых бриджах вермахта, поднял рычаг сбоку от короткого автомата с диском и дал длинную очередь в самую гущу толпы. Под этим убийственным огнем падали в равной степени и мужчины и женщины, но те мужчины, кто остался на ногах, без всякого колебания бросились на атаковавших. Стоя среди камней, вырванных взрывом, заросший щетиной рыжий в короткой куртке британского солдата восемью выстрелами с бедра свалил восемь приближавшихся к нему офицеров Империума, когда он чуть отступил, чтобы сменить обойму в своем М-1, девятый проткнул ему горло усыпанной бриллиантами шпагой.