— Ну?
— Существует вероятность того, что мы занимаем замкнутый темпоральный сегмент, а не часть главного временного ствола.
Даже приобретенный в пустыне загар не смог скрыть ее внезапной бледности, но взгляд оставался по-прежнему твердым.
— В таком случае нас не найдут. Никогда.
Я кивнул.
— И вот тут-то возникает альтернативный вариант.
— В разве такой есть?
— Ну, нельзя сказать, чтобы это было нечто… Но, тем не менее, ваш личный заряд еще не использован.
— Ерунда. Импульс настроен на кабину моей станции. А я уже здесь. Так куда же я отправлюсь?
— Не знаю. Может быть, никуда.
— А вы?
Я покачал головой.
— Свой запас я уже израсходовал. Так что придется мне подождать, пока вы вернетесь меня спасать. Наберусь терпения… если вы решитесь, конечно, попробовать. Так-то вот.
— Но несфокусированный прыжок…
— Конечно. Я слышал об этом жуткие истории. Но мой прыжок был не так уж плох. Как вы помните, я все-таки оказался на станции.
— Но на станции в нигде!
— Зато с кабиной темпорального перехода. Воспользовавшись ею, я отправился назад по собственной временной линии. Судьбе было угодно, чтобы я попал в точку своего прежнего задания. Может быть, вам повезет больше.
— Это все, что нам осталось — рассчитывать на везение?
— Это лучше, чем ничего.
Она не смотрела на меня. Моя Лайза, растерянная, испуганная, изо всех сил старающаяся скрыть это, по-прежнему красивая и желанная. Может быть, — подумал вдруг я, — она была на задании под гипнотическим внушением, в том состоянии, когда агент не сознает своей роли, а просто верит в то, что на самом деле является тем, кого изображает…
— Вы действительно хотите, чтобы я совершила этот прыжок?
— Похоже, другого выхода нет, — ответил я.
Ну и ну, настоящий айсберг по имени Рэвел!
— Если только вы не хотите остаться здесь со мной в качестве домохозяйки навсегда, — подмигнул я, чтобы помочь ей решиться.
— Есть еще один путь, — произнесла Меллия ледяным тоном.
Я промолчал.
— Мое поле унесет нас обоих.
— Теоретически. При… э-э-э… определенных условиях.
— Я знаю.
— К черту, девочка! Мы просто тратим время.
— Вы позволите мне покинуть вас ненадолго, прежде чем вы… — она помедлила, — создадите… условия?
Я задержал дыхание и постарался скрыть свое напряжение.
— Мы прыгнем вместе, — отрезала она. — Или прыжка вообще не будет.
— Послушайте, мисс Гейл, вы не должны…
— Нет, должна! И не заблуждайтесь на этот счет, мистер Рэвел!
Она отвернулась и пошла прочь по песку, такая маленькая и одинокая на фоне пустынного пляжа и джунглей. По какой-то непонятной причине я подождал пять минут и лишь потом последовал за ней.
16
Меллия ждала меня в палатке.
Она переоделась в легкую ночную рубашку и стояла возле полевой кровати, которую разложила на полную ширину, глядя мимо меня. Лицо ее было абсолютно спокойным, холодным. Я подошел к ней и положил руки на талию сразу над бедрами. Под тонкой тканью я ощутил ее кожу, гладкую, как шелк. Меллия чуть напряглась. Руки мои скользнули выше, к груди. Я притянул ее к себе; она немного противилась сначала, но внезапно расслабилась и качнулась ко мне. Легкое облако ее волос коснулось моего лица. Я порывисто обнял ее, крепко прижав к себе, но через мгновение она вырвалась.
— Чего вы ждете?
Голос ее был прерывистым.
— Может быть, лучше, подождать? — проговорил я. — Пусть стемнеет…
— Зачем? — отрывисто бросила она. — Чтобы было романтичнее?
— Может быть.
— Вы, видимо, забыли, мистер Рэвел, что у нас с вами не роман. Эти действия продиктованы практической целесообразностью.
— Говорите только о себе, Меллия.
— А я себе и говорю!
— Она повернулась ко мне; лицо ее покраснело, глаза горели.
— Черт возьми, чего вы тянете? — срывающимся голосом прошептала она.
— Расстегните мою рубашку, — сказал я очень спокойно.
Она подняла глаза.
— Делайте, как я сказал.
Секунду она смотрела на меня непонимающим взглядом; потом на лице ее проступила презрительная улыбка.
— Хватит! — взорвался я. — Это ведь ваша идея, леди. Ваша, а не моя. Я не навязывался. И сейчас не навязываюсь. Но, если вы не ходите, чтобы ваша великая жертва была напрасной, нужно проникнуться духом того, что должно произойти. Физическая близость не является механическим действием. Это психологический контакт — слияние, единство двух индивидуальностей, а не только тел. А сексуальный контакт — лишь способ его осуществления. Так что, если вы собираетесь смотреть на меня как на насильника, выбросьте из головы идею о прыжке вообще.
Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и подняла ставшие влажными ресницы. Губы ее расслабились, стали уязвимыми.
— Я… простите. Вы правы, конечно, но…
— Я понимаю. Это не совсем соответствует вашим мечтам о первой брачной ночи.
— Я взял ее руку; она была мягкой, горячей, послушной.
— Вы когда-нибудь любили, Меллия?
В глазах ее мелькнула искорка боли.
— Да.
Лайза, Лайза…
— Вспомните, как это было… Вообразите… Я это он.
Глаза ее закрылись.
Какие тонкие веки… Пастельный рисунок вен на коже, подобный лепестку розы…
Я нежно провел пальцами по ее шее, скользнул под ночную рубашку. Кожа была горячей и гладкой, как клинок. Рубашка соскользнула с плеч, задержалась на высокой груди. Руки мои двинулись ниже, отодвинули ткань, и груди ее оказались в моих ладонях. Она резко вздохнула; губы ее раскрылись. Ночная сорочка упала на пол. Я посмотрел вниз, на тонкую талию, круглые бедра, и тут она прильнула ко мне, руки ее неуверенно потянулись к пуговицам моей рубашки, расстегнули их, вытащили рубашку из брюк. Затем она расстегнула мой пояс и, опустившись на колени, стянула с меня остатки одежды.
Я поднял Меллию и понес ее к походной кровати. Тело ее было женственно податливым, отвечало на ласку моих рук, потом она задрожала и потянула меня к себе. Рот ее приоткрылся, ресницы поднялись, открывая затуманенные глаза; наши губы жадно встретились. Я склонился над ней, ее бедра прижались к моим. Мы двигались как одно целое.
Время, пространство, мысли — все исчезло. Она заполнила собой весь мир. Радость, наслаждение, разрастаясь, достигли пика невыносимого восторга, обрушились подобно огромной тихоокеанской волне, бурлили, замедлялись, замирали на мгновение, отступали куда-то назад и вниз, сливаясь с вечным океаном жизни…
17
Долгое время мы лежали молча опустошенные. Мягко шуршали волны, ветер, круживший вокруг палатки, напевал тихую песню.
Потом она открыла глаза, медленно повернула голову в мою сторону. Взгляд ее был безмятежно-спокойным, быть может, чуть удивленным. Затем глаза ее вновь закрылись. Она уснула.
Я тихо поднялся, подобрал одежду и вышел из палатки. Было жарко, с дюн дул сухой ветер. Где-то в миле к югу на берегу копошились небольшие ящерицы. Я оделся, спустился к воде и побрел вдоль линии прибоя, наблюдая за маленькими существами, которые с такой отчаянной настойчивостью суетились на мелководье.
Когда я вернулся в палатку, солнце уже садилось, а Меллия была занята приготовлением ужина из имевшихся у нас запасов. Всю ее одежду составляла ночная рубашка, по которой струились распущенные волосы. Когда я вошел, она кинула в мою сторону не то недоверчивый, не то озорной взгляд. Она выглядела такой молодой, до боли молодой…
— Я никогда не пожалею, даже если… — сказал я и осекся.
— Даже если… что?
— Даже если мы доказали ошибочность теории…
Она пристально смотрела на меня; внезапно глаза ее расширились.
— Я забыла… Я совершенно об этом забыла…
Я почувствовал, как на моем лице расползается глупая улыбка.
— Я тоже — до этого момента.
Она прикрыла рот рукой и рассмеялась. Я обнял ее и тоже расхохотался. И вдруг она заплакала. Руки ее обвились вокруг меня, словно пытались удержать, она все рыдала и рыдала, а я гладил ее волосы и шептал что-то утешительное.