Я очертил круг диаметром в десять футов прямо над целью. Двое суток ушло на освобождение его от песка. Правда, к концу этой работы из-за того, что песок ложился под малым углом, диаметр ямы увеличился до двадцати футов. Итак, я мог приступать к настоящей работе.
На то, чтобы сделать в скальных породах первую трещину, у меня ушло полтора дня. В трех милях дальше вдоль берега мне удалось найти камень, достаточно большой и в то же время не слишком тяжелый. Ширина его составляла четыре фута; нетрудно представить себе, сколько раз мне надо было приподнять, толкнуть, приподнять, толкнуть и снова приподнять, прежде чем установить его на насыпи, выросшей вдоль границы раскопок. Полчаса ушло на выгребание песка, осыпавшегося за время моего отсутствия. Затем, подняв свой двухсотфутовый орехокол, я сделал пару шагов вперед и бросил его вниз.
Потом еще раз.
И еще.
Наконец подошвы мои коснулись обнажившегося камня. Я снова поднял глыбу и бросил ее вниз острым концом. Высота падения составляла лишь три фута, однако в результате все же откололся тонкий слой песчаника. Я убрал его и проделал все еще раз.
При шестом ударе камень раскололся. Теперь я поднимал меньшую его часть и швырял ее с вершины песчаной насыпи высотой почти в восемь футов. Результаты были обнадеживающими.
К концу пятого дня я продолбил в центре песчаной ямы неровное круглое отверстие более фута глубиной.
К этому времени меня уже начал по-настоящему мучить голод. Морская вода темно-зеленого цвета, в которой не было ни водорослей, ни рыб, представляла собой насыщенный раствор всех элементов: специальным устройством, имплантированным мне как агенту Центра Некса, удалось извлечь из нее пользу. Особого удовольствия это не доставляло, однако как-то поддерживало силы.
По мере продвижения вглубь высота падения возрастала, и удары становились все эффективнее, но одновременно усложнялась проблема извлечения обломков и подъема валуна. Достигнув шестифутовой отметки, я начала прорубать в стене шахты ступеньки. Груда кусков песчаника росла, уровень опускался. Восемь футов, десять, двенадцать… Тут валун ударился о более твердый слой ракушечника. Работа пошла еле-еле. Под ракушечником начиналась смесь известняка с глиной, легкая для рытья, но очень влажная.
Всего четыре фута вязкой глины… Я набирал пригоршню, при помощи одной руки карабкался по отвесной стене высотой в десять футов, выбрасывая глину, снова спускался… Работа шла уже под футом воды, под двумя футами… Три фута воды. Жижа просачивалась со всех сторон, заполняя углубление почти с такой же скоростью, с какой мне удавалось ее выгребать. Но цель была близка. Я глубоко вдохнул и, пошарив руками в месиве глины и ракушек, нашел то, что искал, но не успел достать.
Это удалось сделать во время третьего нырка.
Только разжав кулак и посмотрев на добытый предмет, я осознал, насколько малой была вероятность найти его здесь и притом в целом виде.
Однажды, в другом времени, я прыгнул с темпоральной станции Берега Динозавров вдоль собственной линии жизни и оказался на палубе атакованного корабля как раз вовремя, чтобы помочь каргу застрелить своего двойника, выполнявшего задание. И использовал его аварийный запас, чтобы вернуться на Берег Динозавров, плюхнуться в заболоченную яму, отмечавшую место, где когда-то, за тысячу лет до того, находилась станция.
Туда же, конечно, плюхнулся и труп. Возбужденный, с полным ртом густой клейкой грязи, я не особенно задумывался тогда о судьбе своего мертвого альтер эго. А он погрузился в жижу и спокойно лежал, ожидая, пока геологические изменения не замуруют его намертво.
Так он оказался под четырнадцатью футами скальных пород и четырьмя — песка. От него, конечно, ничего не осталось — ни пряжи от пояса, ни гвоздя от ботинка.
Но то, что я держал сейчас в руке, сохранилось.
Это был дюймовый кубик из синтетического материала, известного под названием «этерниум», совершенно не подверженного хронодеградации, включавшей в себя кристалл настройки, энергоблок и миниатюрный генератор поля захвата — аварийный привод, находившийся во мне во время выполнения задания, память которую стерли после отчета, но она пробудилась при чрезвычайных обстоятельствах.
Я выкарабкался из шахты, взобрался на кучу камней и, стоя на холодном ветру, попытался свыкнуться с мыслью, что выиграл в этой безвыигрышной игре. Бросив последний взгляд на усталое старое солнце, пустой пляж, шахту, которую проделал с таким трудом, я почти пожалел, что должен покинуть это место так быстро.
Затем установил в сознании код нужной операции; зажатый в руке кубик обжег ладонь, поле сомкнулось вокруг меня…
36
Кто-то тряс меня. Я попытался собрать силы, чтобы застонать, но ничего не вышло, зато открылись глаза.
Я смотрел в свое собственное лицо.
Несколько вихрем пролетевших мгновений мне казалось, что мой младший «я» преспокойно выбрался из трясины и готовился теперь свершить возмездие за то, что я навлек на него смерть.
Но затем я заметил морщины, впалые щеки…
Одежда на этом новом «я» была такая же, как и на мне, — общепринятая станционная униформа, правда, новая. Она свободно болталась на его костлявой фигуре. К тому же над правым глазом красовался приличный синяк, а я не помнил, чтобы когда-нибудь у меня такой был.
— Слушай внимательно, — произнес мой голос. — Мне не нужно тратить время, рассказывая тебе, кто ты и кто я. Я — это ты, но на скачок вперед. Я прошел полный круг. Тупик. Замкнутая петля. Выхода никакого. За исключением, быть может, одного. Он не особенно мне нравится, но я не вижу альтернативы. В прошлый раз на этом самом месте велся такой же разговор, только тогда прибывшим был я. Другая наша копия сделала мне предложение, которое я собираюсь адресовать сейчас тебе.
Я открыл было рот, но он махнул рукой:
— Не утруждай себя вопросами — я сам задавал их в прошлый раз. Думал, что можно найти другой путь. Отправился дальше — и снова очутился здесь, и выступаю уже в роли встречающей стороны.
— Тогда, может быть, ты помнишь, что мне не мешало бы отдохнуть немного, — сказал я. — У меня все болит.
— Да, ты находился не совсем в фокусе, — сообщил он без заметного сочувствия. — Просвистел, как хлыст. Но все на месте. Давай, поднимайся.
Я приподнялся на локте и потряс головой как в знак отрицания, так и для того, чтобы развеять хоть немного туман. Это было ошибкой — в голове загудело. Он рывком поднял меня на ноги, и я увидел, что снова нахожусь в транспортационном зале темпостанции.
— Да, — проговорил он. — Назад в родной порт. Или в его зеркальное отражение. Все одно: поле темпорального скачка действует в замкнутой петле. Снаружи ничего.
— Я видел это, помнишь?
— Да, когда был здесь в первый раз. Ты прыгнул тогда в последний сегмент своей жизни, — тупик, не имевший будущего. Хотя ты проявил смекалку и отыскал выход, они и здесь обошли тебя. Ты боролся отчаянно, однако круг по-прежнему замкнут. Доказательство — твое присутствие здесь.
— А я считал, что завлекаю его в ловушку. На самом деле все было наоборот?
— Да. И теперь наш ход, если только ты не собираешься сдаться.
— Не собираюсь, — ответил я.
— Мной… нами… просто играли. Ты должен разбить цикл. Именно ты.
Он вытащил из висевшей на бедре кобуры пистолет и протянул его мне.
— Возьми. Выстрелишь мне в голову.
Слова застряли у меня в горле. Мой будущий «я» горько улыбнулся.
— Молчи. Я сам использовал все твои аргументы около недели назад. Именно таковы размеры темпорального островка, предоставленного в наше распоряжение. Но все, что ты скажешь ничего не изменит. Только таким образом мы можем существенно повлиять на ход событий.
— Ты с ума сошел, парень, — сумел наконец сказать я, испытывая некоторую неловкость от разговора с самим собой, пусть даже этот «я» смотрел на меня с расстояния четыре фута и нуждается в бритье. — Я не самоубийца. Даже если «я», которого убиваю, — это не ты.