Надо же, все это немалое хозяйство находится в середине леса! Как видно, знахарка ничуть не опасается, что лесное зверье ее огородные посадки потопчет да пощиплет, или живность со двора утащит. Впрочем, чему удивляться? Знахарка наверняка крепкий оберег положила как на растения, так и на птицу с животиной, и потому бояться ей нечего.
Еще на дворе находилась девчонка лет двенадцати-тринадцати. Стоя у широкого навеса возле дома, она развешивала для просушки пучки цветов и трав, вынимая их из широкой корзины. А, верно, Борас упоминал о том, что знахарка живет не одна, а со своей внучкой.
Девчонка тоже заметила приближающихся женщин, и, не прекращая своей работы, косилась на них с любопытством.
— Заходите… — она кивнула головой, когда женщины подошли к калитке. — Бабушка ненадолго прилегла, скоро встанет, так что вы пока посидите здесь, на лавочке у дома.
— Спасибо! А вы даже не спрашиваете, кто мы такие…
— А чего спрашивать, и так все понятно! — фыркнула девчонка. — Просто так, ради прогулки, сюда никто не ходит! В общем, подождите.
Вскоре девчонка закончила со своей травой, и, прихватив пустую корзину, отправилась в дом. Долго ждать не пришлось: не прошло и двух минут, как девчонка снова показалась на крыльце:
— Заходите. Бабушка вас ждет.
…Знахарка оказалась невысокой пожилой женщиной, с совершенно седыми волосами и цепким взглядом темных глаз. Слушая сбивчивый рассказ обоих женщин о том, что происходит с ребенком, знахарка какое-то время всматривалась в незваных гостей, затем водила руками вдоль головы и тела Кириана, который без особого интереса осматривал небольшую горницу, стены которой были увешаны засохшими пучками трав. Чуть позже знахарка провела руками над Айлин и ее матерью.
— Ладно, — вздохнула знахарка, когда женщины смолкли. — А теперь, милая, поведай мне обо всем, что произошло в твоей семье, только будь любезна, во всех подробностях. Почему вы с мужем расстались, как он себя вел в последнее время, что говорил…
— А зачем? — растерянно спросила Айлин.
— Раз спрашиваю, значит, нужно. Или ты думаешь, что после вашего ухода я намереваюсь пойти в город, и сообщать всем и каждому обо всем, что ты мне сейчас скажешь? Уволь, у меня есть занятия и поважней. Ко мне и без того частенько заглядывают любители сплетен, и потому я в курсе того, что происходит в городе.
— Извините… — покраснела Айлин.
— Попусту время не теряй, давай ближе к делу.
Возможно, виной тому был строгий голос знахарки, а может, Айлин и самой хотелось выговориться постороннему человеку, только она ничего не стала скрывать от этой немолодой женщины, и рассказала все о себе, о прежней счастливой жизни, и о горьком расставании с мужем. Тем временем знахарка раскладывала на столе что-то вроде карт, а затем и вовсе велела Айлин вытащить несколько камешков из небольшого мешка и бросить их на стол, прямо на лист с какими-то непонятными росчерками…
— Так вот что я вам скажу, милые мои… — заговорила знахарка после того, как Айлин умолкла. — Вы правильно сделали, что пришли ко мне, только вот порадовать мне вас нечем.
— Что такое с сыном? — горло Айлин перехватил спазм.
— То, с чем я вряд ли справлюсь.
— Неужто, и верно, порча? — ахнула мать.
— Тут все далеко не так просто… — покачала головой знахарка. — Прежде всего, вам нужно знать, что темный ритуал, и верно, был проведен, только вот он касался не ребенка, а целиком относился к его матери.
— Я так и думала… — чуть отрешенно кивнула головой Айлин. Выходит, она была права в своем предположении, но подобное ничуть не радовало. Иногда лучше ошибаться…
— Должна сказать, что здесь случай особый… — продолжала знахарка. — Вернее, я назвала бы это паршивой историей. Для начала повторюсь: был проведен темный ритуал, причем очень сильный. Правда, сделано не на смерть, но и ничего хорошего в этом тоже нет. Милая, то, что на тебя наведено, отныне полностью отвращает от тебя не только мужа, но и всех мужчин, какие только могут встретиться на твоем пути. Впрочем, это касается не только мужчин, но и всех без исключения людей — ты одним своим внешним видом будешь вызывать неприязнь у каждого, кто встретиться на твоем пути. Это не остуда, не отсушка, не отворот, а нечто худшее — проще говоря, сейчас ты не нужна никому. Подобное куда больше смахивает на вечное одиночество, только много хуже и неприятней. Вдобавок ко всему подобный отворот от людей обычно приводит того, на кого он наведен, к нищете и полной душевной деградации. Укорота жизни я не вижу, но, милая, с тем, что есть, ты и сама долго жить не захочешь, да и жизнь у тебя будет сплошной мукой с болезнями и тоской. И от красоты твоей через несколько лет тоже ничего не останется, превратишься в уродливое высохшее существо…
— Да уж, невесело… — с трудом выговорила Айлин.
— Вот я смотрю на тебя… — продолжала знахарка. — Ты красивая, и не дура, и характер, вроде, ничего, но отныне ни один мужчина не пожелает иметь с тобой ничего общего. А знаешь, почему? Им неприятно не только находиться возле тебя, но даже смотреть в твою сторону. Более того — каждому человеку хочется уйти от тебя как можно дальше, и постараться забыть об этой встрече, вернее, стереть саму память о тебе.
— Почему?
— Скажем так: это полное не восприятие тебя и как женщины, и как человека, а еще оно чем-то смахивает на забвение. Можно сказать, отныне ты отверженная среди лиц мужского пола. Впрочем, и новых подруг среди женщин тебе тоже не завести.
Почему-то слова знахарки ничуть не удивили Айлин. Подсознательно она уже не раз отмечала про себя, что в последнее время люди словно стараются держаться от нее на расстоянии, а то и вовсе отводят глаза при встрече. К ним домой даже соседи перестали заглядывать, а если что надо, то стоят у ворот, стучат в них, и зовут мать — дескать, по делу пришли, так уж ты, госпожа Дейлин, пожалуйста, выйди к нам…
Ранее Айлин считала, что подобное отношение — это последствие беспрестанных пересудов и грязных слухов, Например, все в той же городской управе, где объявляли о разводе, молодая женщина постоянно находилась как бы на отшибе, стояла в одиночестве, словно опоясанная невидимым кольцом, через которое никто не переступал. Более того: окружающие старались держаться от нее подальше, а если им все же приходилось смотреть на Айлин, то во взорах появлялось нечто откровенно неприязненное, будто их вынуждают лицезреть нечто гадливое…
Вообще-то молодая женщина, стремясь избежать злословия и косых взглядов, сама уже давненько не выходила за калитку своего дома, и потому не могла с уверенностью сказать, как именно относятся к ней люди в данный момент. Правда, когда они сегодня шли по улице, то Айлин невольно отметила про себя, что прохожие то и дело неприязненно косятся в ее сторону, а то и вовсе пытаются уйти с ее пути — не обратить внимания на подобное просто невозможно.
— Погодите, погодите! — замахала руками мать. — А как же тогда…
— Что, вас смущают те двое, что не так давно заявились к вам домой с весьма непристойным предложением? — поинтересовалась знахарка. — Просто они видели вашу красавицу раньше, еще до того, как на нее было наведено худое, и тогда она произвела на них должное впечатление. Увы, вынуждена повториться: это было раньше. Должна сказать — вы правильно сделали, что указали им на дверь, и тут дело даже не в соблюдении моральных принципов или общественных устоев. Знаете, чем бы все закончилось? Всего лишь через пару дней мужики выставили бы ее за порог, а от худой славы девка бы не отмылась до конца своих дней.
— Обо мне и сейчас говорят такое, что хуже некуда! — махнула рукой Айлин.
— Поверь, милая, бывает и хуже.
— Но раз ко мне так относятся люди, то, как же тогда…
— Тот мужчина, что вам помогает? — чуть улыбнулась знахарка. — Так ведь он, в первую очередь, за твоей матерью ухаживает, да и парнишка ваш ему по душе, а потому и тебя воспринимает более-менее терпимо. Вернее, пока воспринимает. Если же говорить совсем откровенно, то и он через какое-то время будет с все большим и большим трудом переносить твое присутствие — увы, магия делает свое дело вне зависимости от наших чувств, желаний или стремлений. Кстати, госпожа Дейлин, прими добрый совет: этого мужчину, что сейчас за тобой ухаживает, не вздумай упустить или прочь прогнать! Я тут кое-что посмотрела на рунах — ты еще будешь счастливой, если, конечно, счастье свое не проворонишь.