Выбрать главу

За речью последовали объявления, начавшиеся с описания, как будут звучать сирены воздушной тревоги. Посетители поднялись и вышли из бара, один из них сказал, что должен позвонить брату. После их ухода Большой Логан повернулся к Джо.

— Ты не знаешь, кто сейчас живет в «Карильоне»? Миссис Блой умерла больше двух лет назад.

— Да уж почти три,— ответил хозяин.— С тех пор дом принадлежит одному старику по фамилии Катнер. По-моему, отошедший от дел управляющий банком. А что?

— Да ничего,— помолчав, сказал Логан.— Просто джентльмену хотелось это знать, вот и все.— Он заметил, что я удивленно смотрю на него, и поспешно отвел взор.— Ты не знаешь, у него много бывает гостей?

— А откуда мне знать? — Хозяин с любопытством посмотрел на него.

— Да, действительно, откуда... Я только...— он осекся.

В зале что-то изменилось, и мы в недоумении огляделись. Кажется, мы одновременно сообразили, в чем дело, потому что разом повернулись и уставились на приемник в дальнем конце стойки. Ток был по-прежнему включен, и мы слышали потрескивание аппарата, но передача оборвалась. В этот миг вернулся посетитель, ходивший звонить брату. Лицо его было встревожено. Он сообщил, что местная переговорная не смогла добиться ответа из Лондона.

По-видимому, мы все сделали одинаковый вывод. Я подумал о Блумсбери с его старыми домами, оказаться в которых во время бомбежки означало угодить в смертельную западню. А деревья и георгианские особняки на Мекленбургской площади — увижу ли я их вновь такими, какими я их знал?

— Если это воздушный налет,— заметил я,— значит, они времени даром не теряют.

— Может, просто проверка,— сказал вернувшийся посетитель.

— Или совпадение,— пробормотал я.— Би-Би-Си работает в авральном режиме, а Лондон, скорее всего, завален вызовами.

— Да, может, оно и так.— Большой уверенности в его голосе не слышалось.

Позже мы узнали, что объявили воздушную тревогу. Радио и телефон вышли из строя одновременно, и это дало нам возможность продолжить разговор, пока посетитель ходил на станцию, чтобы снова попробовать дозвониться.

Большой Логан искусно уклонился от беседы о владельце «Карильона», даже не потрудившись объяснить, почему он заинтересовался этим человеком. Мы пропустили по рюмочке за счет хозяина и, потолковав немного о войне, покинули кабачок.

На улице Большой Логан сказал:

— Пойдем-ка лучше поговорим с Тедом Морганом.

Морган был пограничником из береговой охраны, и я понял, что мой спутник чувствует себя не очень уверенно. С хозяином кабачка он не стал делиться своими подозрениями, так что в деревушке об этой истории знать никто не будет. Ему определенно хотелось получить подтверждение своему выводу

Пограничник считался в округе человеком проницательным, но когда меня представили ему, я засомневался, так ли это и может ли он сравниться в проницательности с Большим Логаном. Однако во всем, что касалось отношений с властями, деревенские рыбаки непременно обращались за советом к Моргану, поскольку он знал толк в таможенных предписаниях и бланках, которые им надо было заполнять. Так уж у них повелось.

Большой Логан рассказал ему все. Слегка расставив ноги и заложив большие пальцы рук за свой кожаный ремень, он, казалось, заполнил собой всю хижину. Когда Логан говорил, бородка его ходила ходуном. По сравнению с ним маленький валлиец, сидевший за письменным столом перед оптической трубой, и впрямь казался крошечным. Когда Логан умолк, я почувствовал, что Морган не очень верит ему. Он склонил голову набок на птичий манер и забарабанил пальцами по столу.

— Оно, конечно, возможно, — рассудил Морган, метнув взгляд на огромного рыбака.— Возможно... Не далее как вчера я видел милях в шести от берега нечто похожее на лодку серии «У».— Он подался вперед, не вставая со стула.— Только где он мог высадиться?

— А хотя бы в Чертовой Сковородке? — предположил Логан.

— Верно ведь! Только вчера вечером так штормило, что лодка наверняка получила бы пробоину.

— У них есть разборные резиновые шлюпки.

— Ладно, предположим, что в Чертовой Сковородке можно высадить человека с подводной лодки. Но зачем немцам это понадобилось? Наверняка они уже давно заслали к нам всех своих шпионов, которых собирались заслать.

Возражение было весьма резонное. Логан пожал могучими плечами.

— За их действия я не отвечаю,— сказал он.— Возможно, этот Катнер — шпион, и одного из офицеров немецкой подлодки послали на берег забрать у него важную информацию.

Пограничник задумался об этом, ковыряясь зубочисткой в своих мелких пожелтевших зубах. Наконец он покачал головой и сказал:

— Ты же знаешь, у нашего побережья есть акулы.

— Боже всемогущий! — внезапно воскликнул Логан, теряя терпение.— Ты что же думаешь, я не распознаю вонючую акулу, если увижу ее? Это была не акула: слишком уж большое водоизмещение. Это была либо подлодка, либо кит. А если ты думаешь, что с этого твоего насеста можно увидеть кита, тогда тебе лучше немедленно подать рапорт об отставке.

Эта вспышка гнева, похоже, совершенно не тронула маленького пограничника. Он продолжал себе барабанить по столу и ковыряться в зубах. Наконец он взглянул на меня и спросил:

— А что вы думаете по этому поводу, мистер Крейг?

Его вопрос поставил меня в затруднение. Я вовсе не был убежден в правоте Логана:

слишком уж невероятным казалось его предположение. С другой стороны, мне не хотелось обижать его.

— Я думаю,— сказал я,— этим делом следует заняться.

Пограничник повернулся к Логану.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я обратился в полицию?

— Какой толк от полиции,— ответил Логан.— Либо свяжись с Адмиралтейством, либо позвони в Скотланд-Ярд и попроси передать эту информацию в военную разведку.— Только тут до меня дошло, что Логан по возрасту вполне мог участвовать в последней войне. Обычно жители английских сельских районов называют военную разведку «секретной службой».— А если ты не желаешь делать ни то, ни другое, предлагаю решить вопрос на места ном уровне.

— Это каким же образом?

— А таким. Может, ты и прав, говоря, что шпиона не стали бы высаживать с подлодки, и уж тем более на этом участке побережья. Если это немец, его могли высадить, чтобы забрать информацию. А коли так, значит, ему надо еще вернуться с этой информацией на подлодку. Мы должны помешать ему в этом.

— А может, он уже давно вернулся на свою лодку,— заметил я.

— Это прошлой-то ночью? — Большой Логан покачал головой.— Прилив был очень сильный. К тому времени, когда немец добрался до коттеджа и снова вернулся на берег, подогнать лодку к утесам уже было невозможно. Даже в Кэджуите высадиться было бы очень трудно. Я вот что предлагаю. Давайте сегодня вечером подкараулим его на утесах над Сковородкой. Если он придет, мы на месте решим, что делать.

Пограничник задумался.

— Ладно, Логан, — сказал он наконец. — Вы с мистером Крейгом будете поджидать его на утесах. Я возьму двух ребят и стану наблюдать вон оттуда, с мыса,— кивком головы он указал через окно на противоположный мыс, охранявший вход в Кэджуит с юго-запада.— Я полагаю, мы можем взять твою лодку?

Большой Логан кивнул.

— Что за вопрос. И прихвати с собой этот свой старый армейский револьвер, Тед. Он может тебе пригодиться.

Пограничник выдвинул ящик стола и, порывшись в кипе правительственных формуляров и других бумаг, вытащил револьвер. Он задумчиво повертел оружие в руке, словно оно разбудило в нем воспоминания о прежних временах.

— Для шпиономании еще вроде время не настало,— он покачал головой.— И все же, если я прихвачу его с собой, большого вреда не будет.

В половине десятого вечера я встретился с Большим Логаном на тропке над Чертовой Сковородкой. К тому времени я уже знал, что потоплена «Атения», и мучился от нетерпения: хотелось начать действовать, чтобы позабыть о страхе. В этом ощущении, по-моему, заключено губительное для морали воздействие войны. Пока я шел по тропинке от Черч-Коув, в голове у меня складывались самые дикие планы уничтожения подлодки. И только устроившись на вершине утеса и приготовившись к долгому бдению, я впервые подумал о людях на ее борту. И тогда весь ужас гибели «Атении» снова хлынул в мой разум. Журналистика и театр способствуют развитию воображения, а на войне оно — явная помеха. И хотя немцы зверски потопили «Атению», я никак не мог совладать с возникшим во мне чувством сострадания к матросам германской подводной службы, которые разбросаны по морям и которым грозит ужасная и почти неизбежная смерть в стальных корпусах их субмарин.