Он загнал Адму в тупик, и ей пришлось согласиться на такую жертву.
— Ты получишь своё, мерзавец, — сказала она. Только не тяни, уничтожь этого проклятого Гуму как можно раньше!
Эриберту в форсированном темпе стал готовиться к убийству, а ничего не подозревавший Гума тем временем пытался найти выход из той запутанной ситуации, в которую его поставила Эсмеральда.
Она вернулась из Салвадора беременной и сообщила Гуме, что её беременность протекает нормально. Он отругал её за самовольный отъезд и потребовал справку о результатах обследования.
— Мне нужно знать, что это было за обследование и почему оно продолжалось так долго, — говорил он с тревогой. – Признайся, ты ездила туда на лечение? С нашим ребёнком не всё в порядке?
— А по какому праву ты задаёшь мне такие вопросы? – огрызнулась Эсмеральда. — Ты ведь не передумал жениться на Ливии, так? Значит, этот ребёнок только мой, и больше ничей! Что я захочу, то с ним и сделаю! Если ты выбрал её, а не меня, то я могу уехать отсюда хоть завтра. Или послезавтра. Или через неделю. Меня тут больше ничто не удерживает.
— Не глупи, Эсмеральда, мы должны с тобой найти общий язык… Скажи, куда ты поедешь? Где будешь жить? Где найдёшь работу? Подумай о ребёнке, он ни в чём не виноват!
— А кто подумает обо мне? Я не смогу жить здесь и смотреть на твоё счастье с Ливией. Я готова повеситься!
— Только этого ещё не хватало! — всерьёз испугался Гума. – Выбрось из головы все дурные мысли!
Эсмеральда обрадовалась, нащупав ещё одно слабое место Гумы, и устала бить именно в эту точку:
— Нет, я точно наложу на себя руки, если ты на мне не женишься! Я хотела это сделать в Салвадоре, но у меня ещё оставалась хоть какая-то надежда. А теперь я вижу, что заблуждалась. Тебе не нужны ни я, ни мой ребёнок. Так зачем же мне жить дальше? Никакой отъезд меня не спасёт. Лучше уж сразу умереть!
Она так надавила на Гуму, что он, в конце концов, сказал:
— Ладно, я женюсь на тебе… Но после рождения ребёнка. А пока пообещай, что не будешь впадать в истерику. Это может повредить малышу. Он должен родиться здоровеньким!
— Но и ты пообещай, что сдержишь своё слово!
— Обещаю, — глухо ответил Гума.
После этого он отправился к Ливии, которая сразу всё поняла по его обречённому виду.
— Ты, похоже, принял решение? — спросила она, и Гума сказал ей, какое обещания он дал Эсмеральде.
— Значит, ты уступил вымогательству подзаборной девки, и принёс ей в жертву нашу любовь?!
— Не ей, а сыну, — ответил Гума. – Я должен помнить о своих отцовских обязанностях. Так повелевают мне моя совесть и закон рыбака, который ты считаешь несправедливым.
— Да ты просто глупец и тряпка! – воскликнула в сердцах Ливия. – Тобой манипулируют, а ты не можешь или не хочешь этого понять!
— Я сам загнал себя в ловушку и должен отвечать за свои поступки, — набычился Гума. — Не думай, что мне легко. Ведь я люблю тебя!
— Не смей больше говорить мне о любви! — закричала от бессилия Ливия. – Уходи! Уходи прочь! Уходи навсегда!
Гума вышел, а она собрала свои вещи и снова переехала в дом Августы, где ей пришлось стать свидетелем другой любовные драмы.
Леонтина давно призналась Ливии, что любит освалду и что между ними, наконец, состоялось объяснение. Освалду сказал, что оформить развод, как только фабрика станет приносить прибыль и у него появятся деньги, с помощью которых он сможет откупиться от Августы, а до той поры они будут хранить в тайне свою любовь. Фабрика, однако, набирала обороты очень медленно. Августа вообще потеряла надежду на какую-либо прибыль и завела лёгкий флирт, с представителем английской фирмы, строившей сигарную фабрику на паях с Освалду. Этот представитель – Питагорас Вильямс Маккензи — был англичанином по происхождению, но имел бразильское гражданство, что позволило ему стать депутатом Федерального собрания. Разумеется, Августа не могла не откликнуться на ухаживания такого богатого поклонника. Она с удовольствием получала от него подарки, расхаживала с ним по ресторанам и называла его не иначе, как сэр Пит и Британский Лев. Их роман проходил на виду у всех, и Августу это нисколько не смущало. Если муж не способен обеспечить ей достойную жизнь, то пусть терпит присутствие соперника!