У Феликса сдали нервы, всегдашняя гибкость изменила ему, и он принял не самое лучшее решение в данной ситуации: вызвал полицию и велел арестовать Гуму как лидера смутьянов, незаконно вторгшихся на территорию частного владения Геррейру.
Гума оказался за решёткой, но Отасилиу тут же добился судебного разбирательства, в результате которого Гума был оправдан, а Феликс получил суровый приговор: фабрику закрыть и уплатить огромный штраф за ущерб, нанесённый экологии города.
Всё это случилось ещё до истечения тех сорока восьми часов, которые Викториу Виану предоставил Адме на раздумья. Узнав о приговоре суда, сенатор позвонил Адме и напомнил о своём требовании.
— По-моему, обстоятельства складываются для вас наилучшим образом, — сказал он с издёвкой. – Феликсу даже не понадобится придумывать причину своей отставки. Все поймут, что он сделал это из-за дохлой рыбы, а не из-за жены-убийцы. Ну а я не стану никого убеждать в обратном, если вы исполните своё обещание.
— Не беспокойтесь, завтра Феликс объявит о прекращении своей предвыборной кампании, — сказала Адма лишь затем, чтобы усыпить бдительность сенатора и выиграть время.
На самом же деле у неё уже был готов план действий. После того как она призналась Феликсу в своих бесчисленных злодеяниях, ей было совсем не страшно рассказать ему о давнем убийстве отчима. Именно это она и сделала, рассказав заодно и об ультиматуме сенатора.
Разумеется, Адма открыла мужу не всю правду, представив своё первое убийство как акт самообороны против отчима-насильника. Однако на Феликса и эта облагороженная версия произвела угнетающее впечатление. Убивать людей с малолетства, и умело скрывать это даже от самых близких людей — на такое способен только жестокий, коварный и хлоднокровный злодей. Феликсу пришло в голову, что Адма вполне может убить и его, если сочтёт нужным, — у неё рука не дрогнет.
А она тем временем опять заговорила об убийстве. На сей раз, её жертвой должна была стать Олимпия.
— Нужно выманить её из гостиницы под каким-нибудь предлогом и устроить ей автокатастрофу. Эриберту уже получил мой приказ, — докладывала она Феликсу. — Я с удовольствием сделала бы тоже самое и с сенатором, и с его прихвостнем Аржемиру, но это слишком рискованный шаг. Нам следует поступить иначе. У тебя наверняка имеется в запасе какой-то компромат на Викториу Виану. Пусти его в ход! Прибегни к шантажу! Тогда он не станет поднимать шум из-за гибели своей главной свидетельницы, без которой, кстати, все его обвинения будут голословными. Он опять окажется в проигрыше, а ты станешь губернатором штата!
При всём отвращении, которой Феликс испытывал в те минуты к Адме, он был вынужден с ней согласиться и взять на вооружение предложенный ею план действий. Поиском компромата на Викториу Виану он активно занялся ещё после истории с видеокассетой и уже успел накопать достаточно сведений о сомнительных финансовых операциях сенатора, поэтому к схватке с ним был вполне готов.
С молчаливого согласия Феликса Адма дала команду Эриберту на убийство Олимпии, но та неожиданно спутала все карты. Терпеть двое суток в бездействии для Олимпии оказалось невыносимым, и она, ослушавшись сенатора, самовольно поехала в том Геррейру, чтобы поскорее отомстить Адме.
Открывшей дверь Франсинете Олимпия сообщила, что хочет видеть Геррейру-младшего, кухарка доложила о её визите, и Алешандре принял незваную гостью. А она стала кричать во весь голос, кем в действительности является его мать.
Алешандре принял её за сумасшедшую и попытался вытолкать за дверь, но Феликс, тоже услышавший обвинительную речь Олимпии, остановил сына:
— Нет, не гони её, путь выскажется. Я хочу услышать всё, что знает эта женщина.
И Олимпия беспрепятственно продолжила, обращаясь, прежде всего к Алешандре:
— Адма Коррейя обманывала вас всю жизнь! Они с Амаполой сёстры. Но вынуждены были скрывать это из-за преступного прошлого твоей матери. Она в тринадцать лет была любовницей собственного отчима! А потом отравила его крысиным ядом, потому что он хотел жениться на мне. Она убийца! Убийца!
В гостиную вбежала Адма и сразу же набросилась с кулаками на Олимпию:
— Замолчи, проклятая! Ты не имела права впутывать сюда моего сына!
Феликс загородил собой Олимпию, гневно бросив Адме:
— Не надо распускать руки! Теперь уже поздно.