Тем временем у дома собралась толпа прохожих, кто-то принёс лестницу, и Феликс, случайно проезжавший мимо, получил возможность совершить подвиг на глазах у избирателей. Он решительно взобрался по лестнице, затем встал на карниз, втолкнул обезумевшую девицу обратно в комнату и, спокойно открыв дверь изнутри, впустил туда Жудите, которая уже держала в руках пузырёк с успокоительными каплями для Женезии.
На следующий день все газеты поместили на первой полосе фотографию Феликса и Женезии. Город гудел, обсуждая это происшествие, и Августа, естественно, не осталась в стороне. Она велела Родолфу навестить Женезию и принести ей свои извинения, поскольку её чудовищная истерика началась ещё у них в доме.
— Ты должен был догнать её и проводить до самого дома, тогда бы ей не пришло в голову выбраться из окна, — резонерствовала Августа. – Скажи, что мы очень уважаем её и снова приглашаем на чаепитие. Ей сейчас необходимо твоё участие!
Родолфу нехотя поплёлся в дом Деодату и обнаружил, что он не единственный, кто счёл необходимым нанести визит Женезии. В гостиной уже сидел Эзекиел и расспрашивал Деодату о здоровье Женезии. Она была ещё слаба, но от вчерашней истерики не осталось и следа. Родолфу сказал, что хотел бы повидаться с ней, и Деодату пошёл выяснять, возможно ли это.
Пока он отсутствовал, между мужчинами завязался непринуждённый разговор, и они договорились встретиться за карточным столом в заведении Розы Палмейрау. Затем они получили возможность убедиться в полном выздоровлении Женезии, которая вышла к ним с воинственным видом и грозно спросила:
— Я хочу знать, откуда у вас появился такой интерес ко мне? Ну же, говорите по очереди!
Первым взял слово Эзекиел. Он говорил о том, что не спал всю ночь, беспокоился о её здоровье, поскольку она упала в обморок прямо у него на глазах. У Женезии на сей счёт было другое мнение: она обозвала Эзекиела развратником, который пытался воспользоваться её слабостью.
Родолфу тоже не нашёл у неё понимания. Она обвинила его в том, что во время обеда он нарочно пытался выставить её полной дуррой, задавая свои каверзные вопросы.
Никаких оправданий она не захотела слушать и попросту прогнала обоих визитёров:
— Вы зря потеряли время. Моё самочувствие нисколько не зависит от вас. У меня всё в порядке. А теперь — уходите оба! Сейчас же! И больше не возвращайтесь, иначе тогда мне точно будет плохо!
Позже Деодату попытался внушить дочери, что она не должна так вести себя с мужчинами.
— Эти двое хотят за тобой поухаживать, — пояснял он. — Давай будем трезво оценивать реальность. Ты находишься в таком возрасте, когда потенциальными женихами не разбрасываются.
— Папа, перестань! – рассердилась Женезия. — Это всё искушение сатаны! Я не из тех женщин, которые вешается на шею мужчинам. Ты перепутал меня с Сокорру!
— Ты несправедлива к сестре, — возразил Деодату. – Сокорру любит Алфеу и не вешается на шею прочим мужчинам. Они ей просто не нужны, потому что, у неё есть муж!
Говоря это, Деодату не мог знать, насколько он ошибался в отношении своей замужней дочери. Сокорру всегда было необходимо внимание других мужчин, и она с лёгкостью изменяла мужу при каждом удобном случае. А после вчерашнего вечера, когда ей довелось побывать в заведении Розы Палмейрау, она и вовсе потеряла покой.
— Какая там красота! Какие зеркала, какие люстры!… – восхищённо говорила она Алфеу. – Я непременно должна побывать там снова!
Алфеу не придал особого значения её восторгам и всего лишь пояснил, что это заведение – для мужчин, а девушки, которых она там видела, — обыкновенные шлюхи, только принаряженные.
Сокорру это ничуть не смутило, и в тот же день она тайком проникла в центр ночных развлечений. Люстры, правда, в это время не горели, их зажигали только к вечеру, но зато Сокорру повезло в другом: она, никем не замеченная, пробралась на второй этаж, где, собственно, и располагался бордель.
Войдя в одну из комнат, Сокорру поняла, что она оказалась в самом притягательном для неё месте. Именно здесь и происходит то, ради чего каждый вечер сюда устремляется множество мужчин! Сокорру не могла поверить своему счастью. Она с трепетом стала ощупывать каждую вещицу, находившуюся в этой комнате, а затем улеглась на широкую изящную кровать и сбросила с себя платье, чтобы всем телом ощутить прикосновение шёлковых простыней и мягких бархатистых подушек, источавших едва уловимый приятный аромат.