— Ты говоришь, основываясь на собственном опыте?
— У меня было восемь братьев и сестер. Я помню семейные скандалы. Я единственная из сестер не вышла замуж. Я даже ни с кем не встречалась, потому что у меня рано появился ребенок.
— Но теперь, когда Сонет уехала…
— У меня появился шанс. — Она спохватилась, что он может принять это на свой счет, и сменила тему: — Как дела у Дэзи?
— Она попросила ходить с ней на курсы будущих мам. — Вид у него стал растерянный. — Как я могу быть инструктором при родах собственной дочери?
Пора остановиться. Они давно перешли границу деловых отношений. Но как? Когда видишь перед собой его растерянное лицо, с выражением страха, любви и озабоченности. Она не может оттолкнуть его в тот момент, когда он ждет участия и совета.
Нина помолчала, пытаясь собраться с мыслями и найти правильную линию поведения. На языке вертелся вопрос о его бывшей жене. Но нет, это ее не касается.
Она подумала об этой женщине. Не все женщины способны жить вдали от своих детей. Если бы речь шла о Сонет, Нина смела бы все преграды на своем пути, чтобы только быть рядом с дочерью. Но все семьи разные, у каждой своя история. Не надо никого осуждать. Впрочем, кажется, он сейчас не ждет совета, а просто хочет излить душу.
— И что ты решил?
— Идея показалась мне безумной, я растерялся. Раньше мои обязанности были другими: найти время, чтобы проверить домашнее задание у Макса или отговорить Дэзи красить волосы в голубой цвет. Конечно, сейчас все изменилось, я стараюсь жить для них. Но идти с ней вместе на курсы и слушать про пуповину и вскармливание грудью — это слишком.
Она спросила, пересиливая неловкость:
— А когда Макс появился на свет, ты присутствовал на родах?
— Да, но это совсем другое дело… Я чувствую перед дочерью огромную вину. Ну почему я позволил ей в тот уик-энд уехать на Лонг-Айленд с друзьями…
— Здесь нет ничьей вины. Ты должен понять, что никто и никогда не остановит подростка, если им овладело одно желание — испытать на себе, что такое секс. При этом никто из школьниц не хочет забеременеть.
— Я не знаю, что ей сказать. Разве только, что люблю ее и сделаю все для нее.
— Ты сказал ей это?
— Конечно.
Она вспомнила, как реагировала ее семья, узнав о беременности, — они были напуганы, очень ею недовольны, страдали и злились. И помнила, как ей хотелось доказать всем, что она сама справится. И наверняка дочь Грега собирается поступить так же.
— Ты не хочешь об этом слышать, но Дэзи, скорее всего, хочет быть самостоятельной.
— Она никуда не поедет.
— Но послушай, Грег. Не тебе решать. В моей семье каждый хотел мне помочь, я могла работать у своего брата, или помогать папе в школе, или в салоне сестры… И хотя я была им благодарна за поддержку, но захотела самостоятельности. И Дэзи может выбрать тот же путь.
— Но она любит гостиницу и наш город.
— Она любит тебя, — поправила его Нина, — но будь готов услышать, что она предпочитает жить самостоятельно.
— Что ты имеешь в виду «жить самостоятельно»? Она останется здесь.
— Ты уверен, что она этого хочет?
— Разумеется, она этого хочет.
— А ты ее спрашивал?
— Нечего и спрашивать. Я знаю сам, что лучше для Дэзи.
— Тебе виднее. — Ей хотелось прекратить этот разговор. Она чувствовала себя неловко в роли его советчика по личным делам. Что касалось Дэзи, она видела то, что не хотел видеть Грег. Конечно, Дэзи не собирается провести жизнь или даже ближайшие годы в гостинице «Уиллоу». Но не станет ему об этом говорить пока, чтобы не расстраивать.
— Дэзи еще ребенок, — не очень уверенно произнес Грег и признался: — Или мне так кажется. Так и вижу перед собой девочку с косичками, прыгающую через веревочку, кажется, только что она была такой, и вот она ждет ребенка. Я не могу этого принять.
Нине было его жаль, но она знала, что сочувствие ему мало поможет. И все-таки пыталась объяснить:
— Она всегда будет твоим ребенком. Когда я сказала папе, что беременна, он сначала впал в ступор, потом его охватили ярость и отчаяние. — Она до сих пор помнила, как ей было больно его огорчить. Самое страшное — его неодобрительное разочарование. — Помню, как я считала, что все испортила и наши отношения с папой никогда не станут прежними. — Она тяжело вздохнула. — Послушай, я должна бы, наверное, тебя успокоить, сказать, что все будет хорошо, но будет много моментов, когда все будет плохо. Бесконечное недосыпание, плач ребенка, постоянная тревога за него, детские болезни. Но это пройдет, у вас все наладится. Послушай, когда родилась Сонет, папа полюбил ее с первого взгляда, с той секунды, как взял на руки. Вдруг ему стало все равно, что скажут люди, или что они подумают, или как я буду справляться, и какую жизнь я готовлю своему ребенку. И они полюбили друг друга — он и Сонет. Она принесла ему… спокойную радость, которой не могли дать его дети.
Грег внимательно слушал, кивал, потом признался:
— Иногда я чувствую радостное волнение, когда представляю, как маленький ребенок бегает по дому и зовет меня дедом, и это еще до того, как мне исполнится сорок!
Она понимала, о чем он. И подумала, как по-разному у них складывается судьба. Она только что распрощалась схлопотами по воспитанию и всем, что связано с ростом ребенка, его учебой. Но вместо того чтобы порадоваться за себя, вдруг почувствовала укол зависти. Но это неправильно. Чему тут завидовать? Он становится дедом, не успев закончить миссию отца. И все же…
— Меня не перестает мучить мысль, что она будет страдать физически. Я раньше никогда не был в отделении неотложной помощи.
— Может быть, все пройдет не так, как ты представляешь. Обойдется без неотложки. Все, что потребуется от тебя, — сидеть с ней рядом и держать ее руку. Мне кажется, ты преувеличиваешь опасность.
— Прости, что я тебя втянул в свои домашние проблемы. Я справлюсь.
— Ничего, все в порядке.
— Я не ожидал, что ты поделишься со мной своими переживаниями. Это слишком личное. И я тебе благодарен.
Она почувствовала, что краснеет.
— Я просто хотела тебя убедить, что впереди много хорошего, а все трудности проходят.
— Рассчитываю на это. — Он улыбнулся, и его улыбка была как ласковое прикосновение и очень сексуальна.
Она схватила меню в пластиковой обложке.
— Будешь десерт?
— Конечно, это самое лучшее, что здесь есть.
Когда они сделали заказ, Грег заговорил снова:
— Знаешь, что меня особенно грызет в последнее время?
— Что?
— Отец ребенка Дэзи. Она не хочет иметь с ним ничего общего. Но ведь ему надо сказать, верно?
— Да, вероятно.
— Понимаешь, я не испытываю к нему теплых чувств. Этот ублюдок, это ничтожество… Но я думаю, что, если бы Софи так и не сказала мне о Дэзи? Я никогда не смог бы стать ее отцом. И что, если ребенок будет нуждаться в нем, как Дэзи нуждается во мне?
Официантка принесла десерт — огромный кусок ягодного пирога для Грега и дынный сорбет для Нины.
— Не подумай, что я хочу выдать ее за этого парня, потому что у нее будет от него ребенок. Я знаю, что ничего хорошего из такого брака не получится.
Вероятно, из собственного опыта.
— Попробуй ей объяснить.
— Мне трудно найти с ней общий язык на эту тему. Пусть решает сама. — И вдруг спросил: — Могу я задать тебе очень личный вопрос?
Она подняла брови.
— Не могу обещать, что отвечу, но после того, как я тебе рассказала свою историю, можешь спрашивать.
— Какие отношения у тебя с отцом Сонет? Я знаю, что она поехала к нему.
Ну вот. Сама виновата.
— Тебе это интересно? — Она положила локти на пластиковый стол. — Это длинная история.
Часть восьмая
ТОГДА
Некоторые гостиницы не обещают постояльцам сюрпризов. Но гостиница «Уиллоу» как раз то место, где полно сюрпризов. Книжные шкафы, набитые старинными книгами, некоторые снабжены поворотными механизмами, там можно обнаружить сюрприз в виде старинного фолианта из истории Авалона. Когда старинная книга приходила в состояние, которое нельзя было реставрировать, ее отдельные листы вставлялись в рамку под стекло и хранились в таком виде, меняя форму предмета, но сохраняя красоту.