Чувствуя, как сбивается дыхание и в бессилии опускаются руки, Идо упал обратно в кресло. Красный свет заката опалил щеки предательским жаром.
– Прости.
Новый пристальный взгляд Мастера тут же нашел его, нашел – и неожиданно успокоил вспыхнувший паникой, опечаленный разум. «Я все знаю, – словно говорили эти глаза. – Все, но мне это неважно. Почему важно тебе?»
– Пей, – сказал Мастер вслух, тихо и задумчиво. – Пей и смотри на эту красоту. Мир очень хрупок, Идо. Любуйся им, пока он цел, ведь потом будет очень больно оборачиваться.
Кубки стукнули друг о друга. И на какое-то время Идо забыл о своих фресках.
Медузы лежали бесконечным ковром – рыхлым, бугристым, склизким. Вальин старался не наступать на них и отводил глаза всякий раз, как среди студенистых щупалец мелькали серебристые рыбки и красные морские звезды. Одно за другим он терпеливо поднимал мертвых существ и бросал в плотный вощеный мешок. Эта методичная работа даже не утомляла, зловоние не успело стать нестерпимым – только тканевая маска влажно покалывала нос. И очень, очень хотелось наконец вновь вдохнуть поглубже.
– Почему я должен делать это? – в который раз вопросил Эвин, плетясь со своим мешком сзади. – Почему, проклятье?!
– Потому что это твоя земля. – Отец ответил ровно, но Вальин, всегда хорошо чувствовавший его настроения, догадывался: буря близко. – Тебе править ею, Эвин. А править – это не только сидеть во дворце на заднице и раздавать приказы. Так что давай-ка порасторопнее. Если станет жарче, мы тут задохнемся.
Вальин подобрал очередную большую медузу, оторвал взгляд от гальки и решился посмотреть на отца. Тот шел немного впереди, тоже с мешком, и, несмотря на зной, еще в высоких, до середины бедра сапогах. Это чтобы иногда заходить в воду и вылавливать трупы оттуда. Береговая стража, несколько десятков человек, сновавших впереди и сзади, тоже это делала. А вот Эвина с Вальином отец попросил в воду не заходить: боялся, что они споткнутся на неровном дне, упадут и нахлебаются боги знают чего. Вальин был за это благодарен: сам вид такого количества трупов под рассеянным утренним светом очень его пугал. А если еще видеть, как они плавают, чувствовать, как они с тобой соприкасаются…
– А Ширханы тогда почему нет? – продолжал ворчать Эвин. – Эта земля что, не ее?
Спина отца напряглась, бриз вздыбил смоляную копну кудрявых волос. На мгновение показалось: вот-вот зарычит или даже бросится, – но нет. Отец лишь вздохнул, наклонился, подобрал самую крупную из попадавшихся на пути рыбин и почти злобно швырнул в мешок. Но заговорил он все так же мягко, почти просительно:
– Ты же знаешь, ей нельзя. Да и наклоняться она уже не может.
Ширхана ждала ребенка, отец из-за этого постоянно волновался. Вот и сейчас не находил себе места: боялся, как бы от жары бесконечные трупы не начали смердеть по-настоящему; как бы ветер не донес вонь до замка; как бы Ширхане, и так постоянно жаловавшейся на самочувствие по утрам и пропускавшей завтраки, не стало еще хуже. В том числе поэтому отец торопился. В том числе поэтому, наверное, вызвался сам помогать страже, всюду сверкавшей голубыми плащами. Ну и потому, конечно, что подданных ободрило и успокоило присутствие графа. Вроде люди без особых жалоб выполняли омерзительную, непривычную работу, кто-то даже посмеивался и шутил.
– Поверить не могу… – пробормотал Эвин сквозь зубы, но Валь-ин разобрал, – я вожусь в гнилье ради нерожденного куска мяса потому лишь, что у него на ладони будет светиться незабудка, а не крапива.
– Ты возишься в гнилье, – холодно возразил отец, по-прежнему не оборачиваясь. Увы, он тоже всё услышал, – потому что это твой будущий брат. Если уж для тебя не имеет значения священный долг аристократии.
– Бароны тоже аристократия, но что-то их я тут не вижу… – не отставал Эвин.
Отец все-таки обернулся. Лица его за маской было почти не различить, но глаза казались очень усталыми, а кожа заметно побледнела. Как и Вальину, ему явно плохо давалось поверхностное дыхание, призванное уберечь от лишнего риска заболеть.
– Ле Спада, например, все здесь, даже маленький. – Отец поудобнее перехватил мешок. – Но если ставить вопрос так, именно поэтому графский титул носим мы, а не другие династии.
Эвин фыркнул, но промолчал и, присев на корточки, начал собирать медуз, которых чуть не пропустил. Ровные брови его сдвинулись, взгляд горел обидой, и наверняка старший брат привычно кусал нижнюю губу, сдерживая новые вопросы или жалобы. Валь-ин попытался ободряюще улыбнуться ему, хотя бы глазами, но Эвин даже головы не поднял, как обычно, делая вид, что он единственный ребенок в семье.