Сорванные когти худо-бедно тоже росли. Пока они были тонкие, почти плоские и короткие. Невольно напоминали мне о моих руках, когда я еще был человеком. Странно было смотреть на пальцы тролля, сидя под елью у жаркого костра посреди темнеющего леса, жевать подгоревшее жесткое мясо и отрешенно думать о том, как ходил в универ, как тусовался на разных там пьянках, как клеился к девчонкам… Как подзабросил учебу, неожиданно завалил сессию и отправился в армию. Всплывали в памяти лица родных, друзей, соседей и просто одногруппников и сослуживцев. Какие-то — смутные, размытые, почти стершиеся. Случайные подружки, одноклассники… Какие-то — очень ярко, словно живые, словно сейчас прямо передо мной… Вот как лицо Кати, которая мне очень нравилась, и вроде что-то начинало складываться, но тут случилась эта история с отчислением, а вскоре призыв… Или лицо мамы. Она будто смотрела на меня через костер, чуть склонив голову, и грустно улыбалась. А в глазах были упрек и тревога. Пропал, бросил… Прости, мама, я не виноват, я сам не знаю, почему так вышло. Почему ты там, дома, а я здесь… Не знаю, где. Эх, дурак я, дурак!.. Надо было отца слушать. Сдал бы все нормально, продолжил учиться… С Катей бы замутил, в конце концов. Не попал бы в ту часть, не впечатался бы затылком в злополучную ступеньку… А, да что теперь. О другом заботиться надо. Соплями делу не поможешь. Запоздалые сожаления здесь только погубят. Вон химера насторожилась снова. Расклеился я что-то не в тему.
Ведьма, свернувшись калачиком, уже спала в паре шагов от весело потрескивающих углей. Я подошел к монстру, осторожно прикоснулся к его руке и спросил вполголоса:
— Что, опять эльфы?
Указал на свое ухо и широким взмахом обвел округу. Где они, мол? Тварь пискнула, покачала китовой мордой, и у глаза заблестела мокрая дорожка. Похоже, не у меня одного тут вечер воспоминаний…
Вдруг химера отошла под ель, где ничего не росло, и принялась решительно разгребать перегной паучьими когтями, активно помогая себе половинкой клешни. Размахивала ей, как стахановец лопатой. Я недоуменно пялился на это действо, совершенно не понимая, чего косатка-скорпион желает добиться. Опять повредилась умом? Нет, на рецидив вроде не похоже. Тогда что?
Докопавшись до грунта, тварь аккуратно разровняла поверхность, рукой подобрала здоровенную ветку, обломила ее наполовину и выбросила тонкий конец. А палкой, которая получилась в итоге, начала… что-то чертить на земле. Мы так в детстве во дворе делали.
Я осторожно приблизился, заглянул через клешню. Восьмилапое чудовище рисовало… дом. Причем не такой, как на картинках у малышни, — вовсе не кособокий квадратик с треугольной крышей и окном. Нет, конечно, выглядел рисунок примитивно, ничуть не шедевр живописи. Еще и рука не очень-то слушалась — движения резкие, плохо скоординированные, отрывистые. Химера от усердия даже рот приоткрыла, но выходило все равно не очень. Палка то углублялась в землю, то почти отрывалась от нее, ни одной прямой линии я не нашел. Но в корявых размашистых очертаниях все-таки угадывались башенки и шпили, полукруглые ворота, какие-то островерхие пристройки… Это что же, вспоминает, где жила? Или где ее держали? Или просто фантазия? Как интересно…
Закончив с архитектурным этюдом, тварь протяжно выдохнула отработанный воздух, взметнув фонтанчик пара. Дорисовала сверху какую-то звезду или снежинку, а потом ткнулась мордой рядом, подскочила, окинула свое творение долгим взглядом и тут же смахнула его парой ударов клешни. Пронзительно свистнула и отвернулась. Хватит на сегодня художеств, понятно.
Следующее утро началось с визга Звитки, которая проснулась в компании с гадюкой. Видимо, змея ночью заползла поближе к теплу. Сильно хотелось пошутить на тему ведьм и их питомцев, но сдержался. Во-первых, не сильно дружелюбная шутка, а во-вторых, может, здесь бы ее и не поняли. Вряд ли в местном фольклоре непременным атрибутом ведьмы тоже служит какая-нибудь жаба или там черная кошка. Не самому же над своим приколом смеяться, когда другие не оценили. Ладно хоть, обошлось без жертв и ранений — змея не успела цапнуть, будучи вмиг отброшенной на добрую пару метров. Ну да, яд гадюки для взрослого человека все-таки не смертельно опасен… Но возиться в походных условиях с укушенной — удовольствие на любителя. Да и потом, Звитка не вполне человек… Кто ее знает, какая там физиология.
И вот так понемногу, день за днем, прошло почти два месяца — ну, по моим подсчетам. Точка назначения оставалась той же — известной одной лишь твари. Конечно, мы постепенно снизили тот бешеный темп, который взяли после побега. Иначе клыкастая спутница просто бы не выдержала и осталась где-нибудь у подножья лесного великана. Да и я, пожалуй, тоже — хотя тело тролля не в пример более привычно к таким нагрузкам. Но вечно нестись на пределе сил, ясное дело, не получится. Угроза погони отнюдь не миновала — и я ни на минуту не забывал об эльфийском радаре и о том, что будет с нами, попадись мы им еще раз. Но пока, на счастье, длинноухие поотстали. Можно было слегка передохнуть. Однажды даже задержались на целых три дня, потому что ведьма совсем слегла со своей простудой. Провела она это время почти под пузом у паукообразного кита, хотя тот явно был не в восторге от роли грелки для общественного пользования. Однако протестовал не слишком скандально, и на том спасибо. Правда, после того как я вынудил тварь послужить системой отопления, она отказывалась со мной общаться еще пару дней. Сама ведьма тоже была не особо рада моей идее и спала там как на доске с гвоздями, но ее никто не спрашивал. Кстати, животворящий луч, судя по практике применения, вовсе не исцелял простуду — мог лишь устранять некоторые последствия. Залечивать повреждения легких при пневмонии, например.
Теперь уже лето вовсю вступило в свои права. Хвоя зеленела ярче, заметно посвежев с приходом тепла. На еловых лапах вытянулись пушистые молодые побеги. В ложбинах и на полянах среди травы кланялись лесные колокольчики. Ночами, на мой взгляд, было очень тепло и без всякого костра — пусть Звитка так и не считала. Появилась лишь одна проблема — сложновато найти воду, которую хоть как-нибудь можно пить. Речек и ручьев в этих краях было меньше. Поэтому собирали по утрам росу в емкость, которую я с третьей попытки соорудил из коры, замазав стыки смолой. Она, конечно, много пропускала через щели, но на несколько глотков хватало. Ну и пользовались моментом, когда шли дожди. Кит-скорпион от жажды страдал не сильно — сказывалось, наверное, наследие паукообразных обитателей пустынь. Или хватало той влаги, что получал с мясом.
Не сразу я обратил внимание, что ландшафт постепенно меняется. Огромные северные ели уступали место пихтам и самым обычным елкам — таким, какие растут у нас на Урале. Ну или почти таким же. Часто стали встречаться лиственницы, а кое-где даже осины. Меня вид более знакомых пейзажей вдруг порадовал, а вот химеру — не очень. Неудивительно — ведь твари стало гораздо труднее протискивать свою массивную тушу между стволами. Иногда ей приходилось очень тщательно переставлять лапы, чтобы пролезть, иногда — наклонять корпус и даже прижимать пузо к самой земле. Стволы обхватом с мою ногу хищник попросту сминал и ломал, не обращая на них внимания. Хорошо хоть, что конструкция паукообразного тела предполагала определенную гибкость передвижения — например, перемещать туловище под большим углом. Бока зверюги теперь обильно выделяли прозрачную слизь, от которой потягивало свежестью дождя и мяты. Это тоже несколько помогало. Однако все равно тварь вынуждена была обходить некоторые особо суровые и непролазные заросли. Из-за этого на время терялось направление, и косатка-скорпион потом раздраженно щелкала и подолгу крутила мордой, определяясь. У нее уже и без того возникали сложности с ориентированием. Должно быть, мы приближаемся к ее сомнительной цели, и тут нужна точность, а не примерный курс. Как бы то ни было, энтузиазма чудовище не утратило. Рыская зигзагами, все-таки выбирало какие-то нужные приметы и продолжало идти, учащенно дыша — чуть ли не пять раз в минуту.