Жанет спустилась в ресторан одна. День сегодня обещали прохладный, и она надела любимый синий костюм с коротким рукавом, который очень шел к ее светлым теперь волосам.
Странно, но желание пойти и рассказать о ночном происшествии капитану полностью развеялось с наступлением утра. Вместо этого появилось желание рассказать обо всем Стену и Оливии. Но едва Жанет увидела их, сразу вспомнила вчерашние обстоятельства и поняла, что им сейчас не до телефонных хулиганов. Она даже подумала, не сесть ли за другой столик, давая друзьям возможность побыть одним, но Оливия сама позвала ее:
— Что с тобой? На тебе лица нет. Где Ивель?
Жанет махнула рукой:
— Ивель вчера не дошел до каюты, а меня всю ночь мучил телефонный террорист.
— Что-о-о? — Оливия прижала руки к щекам и красиво округлила рот. Так она делала всегда, когда была в хорошем настроении и желала изображать чувственную особу. — Стен, ты слышал? Что за телефонный террорист?
— Не знаю. Он назначил мне свидание и уверял, что скоро мне понадобится тесная дружба с ним.
Стен и Оливия выглядели сегодня довольными. Очевидно, вчерашний инцидент пошел им на пользу и они всю ночь мирились. Жанет позавидовала: ей самой довелось в последний раз заниматься любовью больше месяца назад. С тех пор она лишь «мариновала» Ивеля, не понимая, что на самом деле маринует себя.
— Да ты что? А зачем это ему?
Жанет взяла с тарелки аппетитный тост с сыром и рассеянно ответила:
— Ответ на этот вопрос он оставил на следующий раз, очевидно, чтобы мне было о чем подумать на досуге.
— Доброе утро, Жанет! — крикнул кто-то за ее спиной.
Она обернулась и увидела Алекса. На этот раз он был в темно-синих шортах и рубахе.
— Слава богу, оделся!.. Здравствуйте!
— Прекрасно выглядите! — Он произнес это, уже не глядя на нее, махнул рукой и, обнявшись с какой-то девицей, исчез за колонной.
Жанет покачала головой:
— Без комментариев.
— Что это было? — округлив глаза, спросил Стен.
— А ты не узнаешь? Это мой приятель Алекс. Тот самый, про которого ты вчера говорил, что я голая с ним обнималась.
— Ах, это он? Я помню только его красные плавки.
— Все помнят его плавки, — томно зевнув, ответствовала Оливия. — Но он запоминает нас в лицо! Так что сказал террорист?
— Я была в таком бешенстве… — Жанет взяла еще один тост. — А интересно, я могу обратиться к капитану?
— У тебя хороший аппетит. К капитану ты можешь обратиться, но тебе нечего предъявить этому террористу. Он что, угрожал тебе?
— Нет. В том-то и дело, что нет.
— Может, он тебя шантажировал?
— Тоже нет. Он… наоборот, предлагал дружбу.
Стен с видом знатока скрестил руки на груди и назидательно подытожил:
— Ну вот. Скорее всего, это какой-то поклонник, который сам не знает, что ему надо. Ты лучше отключай на ночь телефон и просто забудь об этом.
— Да, я уже вытащила шнур!
— Ну и прекрасно.
Жанет немного подумала и спросила Стена:
— Кстати, наверное, мне надо будет как-то… извиниться перед Гартье?
— Не сказал бы, что «кстати», но я рад, что ты понимаешь это. Конечно, надо. Во всяком случае, это не испортит тебе репутацию.
Стен, видимо, уже взял на себя роль главного в их компании. Оливия говорила Жанет, что он всегда рвется в лидеры и его кажущаяся апатия и отстраненность — лишь тактика на первое время, для того чтобы освоиться в новой компании. Позже скромность отходит на второй план, а Стен становится таким, каким знают его близкие и подчиненные: властным, циничным диктатором, абсолютно не терпящим иного мнения, чем его собственное.
— Да, Жанет. Тебе определенно надо перед ним извиниться.
— Хорошо, Стен, я непременно так и поступлю. А сейчас… пойду, пожалуй, в салон, чтобы как всегда в тишине и уединении поработать. Увидимся за обедом. — Жанет залпом допила кофе и ушла.
Стены детского садика должны быть солнечных тонов. Какие цвета тут подойдут? Салатовый, оранжевый (но не навязчиво-яркий, а приглушенный, персиковый оттенок), конечно же желтый, еще вот этот…
Жанет держала в руках несколько вееров палитр, размышляя, какую выбрать. Их нельзя смешивать: если берешь цвета из одного подбора, то включать в них элементы из другого будет уже безвкусицей.
Весь день она просидела в салоне, в спокойствии и тиши, удовлетворяя себя любимой работой и абсолютно забыв о проблемах. Ей даже временами казалось, что она — вообще другой человек, проживший совсем иную, лучшую жизнь.