— Нет, просто я люблю оригиналов.
Ей хотелось добавить: «просто я не люблю тебя», но это было бы слишком.
— Да, при нем будет свита, — между тем жизнерадостно продолжил Стен. — И немалая.
— О. Состоящая из французов?
— Француженок! — Оливия захохотала. — Потому что Стен у нас тоже интересуется француженками.
— Зачем ты так, дорогая?
— А разве это неправда?
— Конечно, это неправда! Не надо ограничивать ареал моей любознательности только французской нацией.
Все засмеялись. Жанет лениво принялась ковырять ложечкой свое мороженое.
— Ты захочешь есть через час, — заботливо заметил Ивель. — Зачем ты заказала мороженое?
Иногда он умел быть заботливым. Наверное, когда представлял, что на ее месте сидит кто-то другой.
— Да, — поддержал его Стен. — Тебе надо было заказать мороженое с мясом.
— А есть такое?
— На этом судне все есть! За ваши деньги, разумеется.
— Так зачем ему свита? — допытывалась Оливия, заинтригованная загадочным французом.
— Как зачем? А кто будет ему… читать книжку на ночь, мм… переводить разговоры, подавать вино и кофе в постель?
— Горничная.
— Ну вот у него с собой на этот случай есть пара-тройка горничных. Так, наверное.
— Могу себе представить, — живо отозвался Ивель. — Надо с ним познакомиться, и как можно быстрее!
Все снова рассмеялись. Обстановка начала разряжаться. В ресторан потихоньку прибывали отдыхающие, те, кто привык вставать лишь к двенадцати. Жизнь на теплоходе входила в привычный дневной ритм.
Сейчас они позавтракают, потом потянутся к бассейнам: закрытому — для тех, кто не любит солнце, и открытому — на верхней палубе, где в прошлое лето, не такое жаркое, как сейчас, скапливалось самое большое количество людей.
Начнутся коктейли, смех, задорное плюханье в воду, разговоры на самые разные темы. Беседы о политике — под запах сигар, легкий щебет о моде — под запах дорогих духов… Потом все перейдет в вечерние разговоры с виски и вином, а те в свою очередь — в ночные прогулки. Так было в прошлом году, когда Жанет с Ивелем впервые решили купить путевки на этот круиз, известный своей дороговизной и обилием «полезной» публики, и так было всегда, по словам Оливии и Стена, которые путешествовали на этом теплоходе уже не раз.
— Вы как хотите, а мне этот француз уже заранее нравится! — заявил Стен. — Если бы не он со своей высадкой на острове, мы все умерли бы тут со скуки!
— Но не думаешь ли ты, что он намерен отмечать свой день рождения каждый день? Если тебя так интересуют высадки, то они и так запланированы. Целых две. Одна в Нассау…
— Ах, какое счастье! Целых две! И это на три недели!
— Будут еще короткие остановки по несколько часов. Почти каждый день. Пляжи, города… Ты что так волнуешься?
— Не знаю, как вы, а я пошла купаться. — Жанет встала, потягиваясь, и Оливия еще раз отметила, какая потрясающая у нее фигура.
Это — кошка. Живая, темпераментная дикая кошка, состоящая из неги и грации. Кошка, которая по каким-то непонятным причинам оказалась привязанной к мраморному изваянию, лишь изображавшему кота. Ивель совсем ей не подходит. Она такая живая, горячая… Она так любит любовь! А он…
— Вот и я думаю: зачем мне манекен вместо мужа? — словно прочитав ее мысли, сказала вдруг Жанет.
Оливия остановилась, глядя на удаляющихся мужчин.
— Ты о чем?
— О том. Я же понимаю, что ты думаешь о нас… Знаешь, я недавно решила купить вместо него в магазине пластмассовый манекен. Как ты считаешь?
Оливия шокированно молчала.
— А что? Этот пластмассовый малый, я просто уверена, гораздо лучше умеет заниматься любовью, это во-первых. Еще — он гораздо дешевле обходится в том, что касается энергозатрат. И наконец, самое главное — у него не будет такой противной мамаши!.. Ну что ты на меня так смотришь, Оливия?! В следующий раз я непременно выйду замуж за сироту.
Француз действительно привез с собой немалую свиту. Это оценили все участники круиза, даже самые занятые и увлеченные друг другом.
Сидя в укромном уголке в салоне, Жанет размышляла одновременно о французе, Ивеле и своей неудавшейся жизни. Второй час она пыталась заставить себя думать об интерьерах детского садика, но тщетно: дальше самого примитивного дело не шло. В уютные комнатки солнечных оттенков, возникавшие в ее воображении, то и дело самым грубым образом вторгался образ мужа, никак не желавший родить из головы. Особенно больно отдавалась в сердце его фраза, сказанная год назад и разрезавшая их жизнь ровно пополам: «Я не хочу детей, и давай закроем эту тему хотя бы на ближайшие пять лет». А ведь ей уже тридцать два! Жанет вытерла слезу.