— Сутари? — пробормотала Томэо.— Его призрак? Великая Омитасу, не проклятый ли волшебник натравил на нас водяных драконов?
Глава седьмая
Правый берег реки, именуемой жителями Патана Омихатиман, или попросту Оми, к рассвету седьмого дня пребывания Конана и его друга из рода подгорных гномов в далекой стране у самого края мира представлял из себя весьма дивное зрелище.
Двое речных драконов — один серого цвета, а другой голубоватого — ночью обезглавили своего собрата, убитого человеком, и теперь справляли на его останках кровавую каннибальскую тризну. Громадные звери ворчали друг на друга, отрывали от туши куски светло-розового мяса и изредка посматривали в сторону, где шевелились мелкие и невкусные двуногие букашки…
После ночного нападения Торинга приказал перенести лагерь на полтысячи шагов от реки. Речные драконы жили семьями, на одну самку приходилось три-четыре самца и в два раза больше детенышей. Если бы стан атаковали несколько драконов, то войску, чтобы спастись, пришлось бы рассеяться по лесу. В таком случае штурм столицы задержался бы на полную седмицу.
Конан не только сразил выползшее из речных волн зубастое чудище, но и отвлек внимание появившихся вскоре двух его собратьев. Драконы не стали преследовать юрких людей, запах крови привлек их к неподвижному телу родича, способному насытить обоих.
Перед самым рассветом, когда драконы выползли на берег, варвар решительно заявил своим друзьям, что устали убивать этих двоих тварей отказывается. В конце концов, воины Торинги получили неплохой наглядный урок по истреблению речных ящеров и теперь вполне могут справиться сами. С этими словами Конан быстро снял палатку Томэо, навьючил ее на свою лошадь и, не слушая Мораддина, бурчавшего что—то вроде «пойдем еще поохотимся», двинулся в сторону леса. Там, найдя неплохую широкую поляну, расположился вместе с усталой и еще не пришедшей в себя от испуга красавицей.
— Они все еще там? — донесся из шатра голос Томэо. Варвар стоял, обнимая правой рукой дерево, и смотрел разыгравшееся у самой воды кровавое действо. Драконы успели наполовину обглодать скелет первого ящера до половины и теперь выглядели сытыми и довольными.
— Жрут,— бросил через плечо киммериец.— Послушай, что ты говорила ночью по поводу того призрака?
Томэо высунула голову из-за полога, протерла глаза и уставилась на Конана.
— Сутари неспроста ходил среди наших шатров. Его тело отдыхало, а дух действовал! Маг вполне мог противопоставить нам силы природы. С помощью колдовства Сутари приказал несмышленым ящерам напасть на стоянку, и будь драконы поумнее, они бы рассеяли или перебили войско Тайса.
— Знаешь,— Конан широко зевнул, не сводя глаз с огромных зверей, ссорящихся у реки из-за большого куска мяса,— ваши речные ящеры совсем не страшные. Если хочешь, потом расскажу про огнеды…
— Томэо, он все равно тебе наврет,— раздался поблизости голос Мораддина.— Вы устроились в сторонке от главного лагеря, а я остался с твоим братом, прекрасная госпожа.— Бывший гвардеец продрался сквозь заросли на поляну и критически оглядел Конана, который до сих пор не удосужился одеться, как следует.— Совсем недавно со стороны болот пришло ополчение Мориту. Оно остановилось в полулиге к закату.
— Сколько людей? — сразу деловито поинтересовалась Томэо.
— Немногим больше двух тысяч,— ответил Мораддин.— Собирайтесь. Объединенное войско пойдет по долине к Западной Столице. Выступаем за два колокола до полудня.
Конан, неоднократно бывавший в Зингаре и Аквилонии, понял, что подразумевал Мораддин: в странах заката некие умельцы изобрели штуковину, называемую «куранты». Это механическое устройство намного превосходило в точности измерения времени солнечные и водяные часы, известные даже в Киммерии и Асгарде. Куранты отбивали время через равные промежутки и за несколько лет успели распространиться до Турана. «Два колокола» означали, что до отправления в путь еще можно подогреть еду и не торопясь сложить все вещи, валявшиеся в беспорядке после ночной схватки с драконом.
— Хорошо,— сказал Мораддин.— Вы поторапливайтесь, а я пойду к Горисакаве. Мы хотели утром отработать несколько интересных движений, которые твоему, Томэо, брату показал один монах Дарумы. Они позволяют ладонью отбивать прямой удар меча, если, конечно…
— Иди, иди.— Конан замахал руками. Если Мораддин начнет распространяться о своих обожаемых боевых искусствах, его будет не остановить.
Сын гнома обиженно умолк, прикрыл плащом мышку, вылезшую оглядеться, и снова исчез в кустах.
Томэо — не только прекрасно обученная воительница, но и неплохая стряпуха — бросила в котелок несколько кусков сушеного мяса и поставила его на костер, разведенный варваром. Они вдвоем позавтракали, Конан, чтобы взбодриться после бессонной ночи, не морщась, осушил половину баклаги с рисовым вином, сноровисто убрал шатер, превратившийся в его умелых руках в маленький сверток, и забрался в седло.
— Считай, что твой путь к трону Нефритового Императора начался с этой полянки,— с серьезным выражением на лице сказал киммериец.— Потом приведешь сюда внуков, чтобы показать старое кострище и поведать об одном варваре из очень далекой страны…
— Внуков? — нахмурилась Томэо.— Не только моих… Видишь ли, монахи Дарумы обладают даром определять зарождение в чреве женщины новой души…
— И что? — невинно переспросил Конан.
— Перед выездом из Баолэй Тайса меня осмотрел жрец,— нервно улыбнулась Томэо.— Уже несколько дней я ношу ребенка. Твоего, между прочим.
— Начинается,— неслышно для девушки буркнул варвар и добавил уже громче: — Вот и прекрасно, у императрицы будет наследник. А я, если придется однажды бежать куда подальше из королевств заката, всегда смогу найти убежище под крылом собственного сына.
— И это все, что ты хочешь мне сказать? — изумилась Томэо.— Бездушный дикарь!
— Да,— с притворным огорчением опустил голову Конан. — Именно так — бездушный дикарь. Не расстраивайся, если Кром и Митра пожелали видеть в мире новое существо, значит, ни ты, ни я в этом не виноваты. Буду рад, если однажды на престол Пагана сядет человек, являющийся по отцу киммерийцем. Кстати, а ты уверена, что забеременела именно от меня?
— Я не занималась любовью с Кисо, моим женихом,— холодно ответила Томэо.— И ты, дубина, мог бы и заметить, что раньше я была непорочна. Хватит болтать о ерунде, поехали! Впрочем, я была бы не против видеть тебя моим мужем…
«Еще не хватало! — мелькнула у Конана мысль, и сразу вспомнилось волшебное сокровище джавидов, у которого он попросил королевский венец. Нейглам, древняя реликвия гномов, исполняла любое желание…— Великие боги, Митра, Кром, Эрлик и даже Нергал! Что, если дурацкий кувшин бородатых карликов начинает выполнять обещание? Я согласен стать королем Немедии, Аквилонии, Зингары или, на худой конец, Шема, но здесь?.. Только не это! Захудалое государство, малочисленный народ, вольные кланы, постоянно грызущиеся друг с другом… Не дождетесь!»
Миновав заросли лиан и неизвестных варвару колючих растений с роскошными розовыми цветами, они вышли к лагерю, который бежавшее от драконов ополчение Тайса разбило возле самой опушки. Место, где находился император Торинга, было окружено многочисленными знаменами с разноцветными ленточками и лисьими хвостами, а также белыми шелковыми штандартами с эмблемой семьи Тайса — круглым багровым солнцем, испускавшим во все стороны широкие лучи. Пока слуги снимали шатры и навьючивали походный скарб на лошадей, император разговаривал с человеком средних лет, облаченным в фиолетовое. Томэо успела шепнуть Конану, что это Саката Омагари Мориту, старейшина союзного клана. Здесь же оказались Мораддин и подружившийся с ним Горисакава Тайса, лучший воин ополчения семьи.
Монахи Дарумы били в бубны и хриплыми голосами распевали гимны в честь Нефритового Императора, Омитасу и бога по имени Хатиман, покровительствующего сражениям; телохранители Торинги уже садились на коней; прочие ополченцы снимали лагерь, а прислуга из мальчишек и женщин сновала туда-сюда, добавляя суматохи. Драконы, пиршествовавшие в тысяче шагов, не обращали на людскую кутерьму ни малейшего внимания.