Когда Мориту ушел к своим, Торинга обернулся к выжидательно молчащему Конану, за спиной которого стояла Томэо. Император помолчал, хитро посматривая то на варвара, то на девушку, а потом сказал:
— Полагаю, ты, чужеземец, хорошо провел время?
— Лучше не бывает,— улыбнулся углом рта Конан.— Столько веселья на мою долю не перепадало еще ни разу. Сначала стража Сутари, потом его же призрак, после драконы… Но я все равно рад служить трону Патана.
Конан сказал «трону Пагана», а не «императору». Видимо, Торинга это заметил, так как сразу помрачнел.
— Ты вернешься домой не прежде, чем нэйу-буджан Сутари окажется передо мной на коленях.
Торинга отвернулся, подошел к лошади и сел в высокое седло. Варвар его больше не интересовал.
— Домой,— невесело усмехнулся Конан.— А где мой дом?
Сутки и еще половина дня прошли довольно быстро. За это время объединенная армия семей Мориту и Тайса численностью в пятьдесят пять сотен воинов прошла через разрезавшее горный хребет ущелье. В пути она один раз подверглась нападению полусотни летучих голов рокубони, потеряв около девяти десятков человек. Наученные недавним опытом Конан, Мораддин и Томэо старались держаться вместе; той ночью они укрылись в небольшой пещерке и потому не участвовали в ночной битве с летающими порождениями злой богини Кали. Остальные же люди пребывали в смятении и ужасе, пока розовые лучи восходящего солнца не окрасили небо и не прогнали прожорливые головы обратно в горы, где им предстояло спать до следующей ночи.
Затем был более легкий путь по равнине, через вотчины семьи Барата, вскормившей нынешнего императора Готобу и его всесильного министра—волшебника. Естественно, что деревни и хутора нещадно выжигались, но маленькие крепости оставлялись в тылу: штурмовать их — значит задерживаться на пути к Сы-Цзин, Западной Столице Пагана.
Стены города появились вечером второго дня пути, и за это время стража неоднократно докладывала повелителю, что ночами по стоянке ходил призрак, как две капли воды похожий на Сутари Барата. Привидение бродило неподалеку от палатки императора, наверняка оно пыталось разведать, где хранятся священные символы власти. Однако по ночам Торинга держал меч, яшму и зеркало при себе, а днем они лежали в его седельной суме.
Ворота столицы, занимавшей территорию не меньшую, чем блистательный Султанапур, естественно, оказались заперты. На стенах виднелись лучники и тяжеловооруженные солдаты стражи, а над главной башней крепости колыхалось знамя клана Барата: золотистый круг на красном поле, а в центре круга — свернувшийся кольцом дракон. Кроме того, меж зубцов, венчавших мощные стены города, мелькали люди в белоснежных хламидах — ученики магической школы Сутари. Волшебник набирал учеников только из своей семьи, и найти союзников среди младших магов старейшинам Тайса или Мориту было невозможно.
По традиции, Торинга выехал к самым воротам один, даже без телохранителей, и предложил переговоры. Защитники крепости отказались опустить среднюю часть моста, ответив на призыв гневными воплями. Стрелять, однако, не решились: переговоры — дело святое, и Нефритовый Император может жестоко покарать за нарушение короткого перемирия и убийство посланника. Впрочем, в законах ничего не говорилось о том, что в парламентера нельзя швырять гнилыми фруктами, отчего Торинга вернулся к своим приближенным в несколько грязноватой одежде.
Когда воинство Мориту и Тайса обосновалось возле стен столицы, за немыслимо короткий срок построив укрепленный лагерь с земляным валом высотой в половину человеческого роста, император собрал совет в своем шатре.
Пока план Томэо по низложению родного дяди претворялся в жизнь безукоризненно. Отряды братьев встали вокруг палатки Торинги, старший, Горисакава, вместе с Мораддином устроился и вовсе по соседству, да и Томэо с Конаном находились неподалеку, всего через пять шатров.
На совет Торинга пригласил не только командиров отрядов, но и племянницу, а также чужеземцев, которым поручалась важнейшая задача — захватить Сутари. Конан шел в палатку императора с нехорошим предчувствием, Мораддин тоже был хмур и неразговорчив.
— …Завтра мы начнем штурмовать ворота.— Торинга сидел на плоской четырехугольной подушке, набитой конским волосом, и держал в правой руке священный меч Спящего Бога, а в левой зеркало. Яшма лежала у ног, как символ мирского богатства, попираемого стопами мыслящего лишь о вечном властелина.— Отряды Саката Мориту пойдут первыми.
Саката, глава союзного клана, человек с коротко стриженными волосами, тронутыми на висках сединой, удивленно поднял голову.
— Владыка,— осторожно начал он,— почему нельзя объединить самые опытные войска кланов и ударить вместе?
— Мы уступаем эту честь достойнейшему,— с ядовитой улыбкой молвил Торинга.— И потом, так хочу я, наследник Нефритового Императора.
— Восхитительно,— подала голос Томэо, стоявшая вместе с Конаном, Мораддином и Горисакавой у самого входа в шатер.— Тех, кто пойдет первым, ждет вечное блаженство в царстве Спящего Бога. Но дальнейшая жизнь в круге этого мира им вряд ли грозит…
«Кром,— подумал Конан.— Моя красотка что, зачинает ссору? В плане этого не было, и мы не договаривались столкнуть лбами ее дядюшку и союзников. Впрочем, если Томэо считает, что так нужно, значит, я буду ей помогать».
— Позвольте высказаться,— неожиданно заговорил киммериец.— Я в Пагане человек чужой, но неплохо смыслю в военном искусстве…
Мораддин покосился на варвара с откровенным презрением.
— …Я участвовал во многих битвах повелителей заката,— продолжал Конан.— Одним из тех сражений был штурм форта Венариум.— Северянин умолчал, что тогда ему едва исполнилось всего пятнадцать лет и его вклад в победу киммерийского войска был весьма и весьма невелик. Конану тогда удалось сразить всего троих аквилонцев, и то лишь благодаря невероятной удаче.— Так вот, самыми первыми на штурм пошли люди из рода Черного Медведя…
— И что с ними стало? — напряженно спросил Саката Мориту.
— Они победили,— улыбнулся варвар.— Но род был полностью перебит.— И добавил как бы невзначай: — В живых остался лишь один человек. Совсем молодой. Ему просто повезло. С него Черные Медведи опять повели свою родословную…
Томэо едва сдержала смешок и незаметно толкнула варвара локтем, догадавшись, что он понял правила игры. Мораддин видел, что между союзниками назревает крупная ссора, и стоял, насупившись, но молчал.
— Я прошу императора предоставить нам два отряда из семьи Тайса по полторы сотни человек,— решительно сказал Саката.— Мы вместе возьмем ворота и вышвырнем из Сы-Цзин сумасшедшего Готобу и злобного Сутари.
— Мое решение окончательно.— Говоря эти слова, Торинга пожирал взглядом варвара, с лица которого не сходила саркастическая усмешка.— Или ты хочешь воспротивиться воле владыки Пагана?
Сопровождавшие старейшину Мориту воины из ближайшей его родни возмущенно зашептались. План Торинги был понятен даже полному дураку: Мориту своими телами вымостят путь Тайса в крепость, и все богатства столицы достанутся Торинге и его семейству.
— Все могут идти,— не терпящим возражений тоном сказал император.— Здесь останутся только три командира сотен, которые на рассвете начнут штурм.
Никто из клана Мориту не двинулся с места. Саката вдруг положил руку на рукоять меча и выдвинул клинок из ножен на два пальца.
— Я настаиваю на своей просьбе,— твердо сказал он, и Томэо снова пихнула варвара локтем.— Или мне придется спорить с тобой, Торинга, за право обладать мечом, яшмой и зеркалом. Наша семья тоже происходит от Нефритового Императора и имеет столько же оснований претендовать на его вечный престол!
Тут уже взялись за оружие телохранители Торинги вместе с ближайшими советниками. Варвар, Томэо и Мораддин неподвижно стояли у входа. Интересно было наблюдать за распрей среди союзников. Киммериец подумал, что завтра вообще никакого штурма не будет, потому что сейчас два семейных ополчения попросту передерутся между собой на радость колдуну Сутари.