Я достаточно ясно представлял себе местность, ту, где мы оказались. Идти пешком вдоль побережья, тоже не было никакого смысла. Да и вряд ли мы сможем обнаружить в ближайшее время какое-нибудь селение, расположенное на берегу. Места пустынные, и на карте, насколько помню, не было обозначено ни одного. Отметки глубин были, несколько песчаных банок, но не более того. Карты выглядели не совсем как те, мне когда-то привычные, никаких тебе проекций, ни меркаторских, ни каких либо других, но были они достаточно подробны.
Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом, на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
Необходимо взять курс на юго-запад, и, таким образом, нам удастся значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем следует пересечь Манойский залив строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, далеко выступающего в воды Плиманского моря.
В путь мы отправились сразу после обеда, который представлял собой пару сухарей на всех и остатки вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам с узелком на палочке, положенной на плечо. Замыкал нашу скромную процессию Проухв, больше всего похожий на груженого верблюда, из-за многочисленных свертков и узлов, громоздящихся на нем.
Поначалу все было хорошо, наш путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы перевалили невысокий холм и вот тут-то все и началось. Джунгли, настоящие джунгли, где шагу невозможно пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и чуть ли не на каждом шагу паутина, почему-то всегда висящая на уровне лица.
Но это было только начало. Затем нам долго пришлось огибать чавкающее под ногами болото, полное то ли аллигаторов, то ли кайманов, один черт, зубастых и голодных.
Когда мы, наконец, выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком. Кровь удалось остановить тугой повязкой но ступать на нее она не могла.
Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал:
'Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить'.
За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получиться сэкономить три, четыре дня, то какой же ценой это дастся.
Там мы и заночевали, благо местечко оказалось подходящее, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет.
Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло от решения собирать их в обступившей нас полной темноте.
Следующим днем напоминали верблюдов мы оба, я просто загруженного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи.
Правда с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне, с высокой травой и одиноко стоявшими деревьями, очень похожими на баобабы.
Мириам быстро освоилась – применяя научный термин – с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать движение Проухва, крутя его голову или указывая курс рукой.
Прошка же шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, желая не встретиться взглядом с голыми смуглыми коленками Мириам, показавшимися из-под сбившейся юбчонки.
'Привыкай Прошка – философствовал я – это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется такое испытать и почувствовать'.
Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча на ухо и даже целуя в макушку.
Когда по окрестностям пронеслось могучее Прошкино 'иго-го' спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу, я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться. Когда я, наконец, сумел встать на ноги и посмотреть на Проухва и на сидевшую с довольным видом у него на шее Мириам, то рухнул снова.
Когда умудрился подняться снова, мне сразу стало не до смеха, потому что обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.
Смуглые тела этих людей были покрыты сложными цветными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кучерявые волосы окрашены в желтый цвет. В руках они держали длинные копья а глаза их не выражали ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий выполнены из металла, одеты не в травяные юбки, в носовой перегородке не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой жест они отреагировали сразу, пригрозив копьем – мол, это лишнее движение, охолони.
С Прошкиных плеч сползла Мириам, сразу опустившись на землю, следом, едва ее не накрыв, упала его поклажа. Сам же он встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Прошка повел плечами, как бы разминая их, перехватывая багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок, прежний показался ему коротким и тонким. С новым, длиной в его рост с вытянутой вверх рукой и толщиной с запястье крупного мужчины, багор смотрелся очень внушительно, хотя и в таком виде ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни.
Вот и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам так внезапно люди.
Затем один из них, широкоплечий крепыш, из тех, что поперек себя шире, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, в которой что-то забулькало, и указал ею на девушку, махнем не глядя?
Я отрицательно поводил головой, надеясь, что этот жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку – разве что на это.
Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, и сразу же он белозубо рассмеялся: неужели не страшно?
Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, что это случится так глупо, пронеслось в голове.
Затем все окружающие нас люди как по команде опустили копья. В голове снова пронеслось – вдруг это уловка, чтобы мы расслабились, и они смогли избежать лишних жертв. Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, одна из которых извлекала из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожую на крупную газель.
– Так это же на их телах камуфляж! – догадался я. – Вполне разумное решение при здешнем климате, наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядеть.
Дальше мы пару часов следовали вместе с ними. Причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, пришли.
Деревенька туземцев, имела всего пару десятков хижин, крытых связками тростника. Сами хижины стояли на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы забраться в хижину, достаточно преодолеть всего лишь несколько ступеней.
'Наверное, такое предназначено для сезона дождей, которых здесь два и каждый продолжается не меньше месяца. Да и снизу поддувает, вон, пол какой щелястый, что в здешнем климате тоже немаловажно' – исследовал я предоставленное нам жилище.
Спартанская обстановка хижины нисколько не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол под проемом в стене, должно быть изображающим окно. Вот с ним совсем уж непонятно, для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни даже посуды не было. Да и в окошке особой надобности нет, удобней посмотреть сквозь щели в стенах, между трубками бамбука, пошедшими на их изготовление.