И тут же я спрашивал себя: но кто же он такой, Стайн? Он мог быть кем угодно — страховым инспектором или любым другим чиновником, хотя трудно было представить его чинно восседающим за письменным столом в какой-нибудь конторе. Размышляя таким образом и рассеянно скользя взглядом по этикеткам бутылок, я направился к стойке, когда в бар вошли четыре немца.
— Пива! — властно потребовал один из них, и я сразу подумал, что он поселился здесь уже после войны, поскольку немцы, проживавшие тут еще с довоенных времен, порастеряли свое обычное высокомерие и заносчивость.
Марк возился на кухне, и я решил сам обслужить клиентов. Все они выглядели бывалыми людьми, но у одного из них был какой-то безучастный, отсутствующий взгляд, и я решил, что он просто пьян. Немцы швырнули на стойку деньги и уселись за столик в дальнем углу. По всему было видно, что компания собирается кутить всю ночь.
— Безатцунг, штилгестанден!1 — заорал немец с отсутствующим взглядом, и все четверо тут же вскочили, вытянулись, а потом с хохотом опустились на свои места. — Пива!
Я взял с полки четыре бутылки и уже собирался откупорить их, когда уловил в громкой болтовне немцев слово «дас пайрскаммер». Это выражение привлекло мое внимание потому, что оно столь же характерно для жаргона немецких моряков-подводников, как «палата лордов» для их британских коллег, так те и другие обычно называли кубрики на под водных лодках.
Теперь я приглядывался к немцам с особым интересом. Слово «дас пайрскаммер» произнес подвыпивший немец, он, насколько я понял, ударился в какие-то воспоминания о войне. В помещении никого, кроме немцев, не было, но шум стоял такой, словно бар ломился от посетителей: рассказчик то и дело принимался колотить кулаком по столу, собутыльники отвечали ему лошадиным ржанием.
Я подошел к их столику и поставил на него пиво.
— Вот ваш заказ, — сказал я и только тут заметил, что открыл три бутылки вместо четырех. Вынимая из кармана консервный ключ, я случайно захватил вместе с ним и уронил на столик перед Иоганном (так называли остальные своего подвыпившего друга) какой-то предмет. В ту же минуту Иоганн вскочил и испустил вопль ужаса. В дверях, наблюдая за происходящим, стоял Стайн…
«ДЕЛО ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ»
Крохотная вещица, лежавшая перед немцами, символизировала огонь, бомбы, торпеды, руины, гибель. Прошло семнадцать лет, а я отчетливо, будто все происходило вчера, вспомнил кошмары войны, смерть, постоянно стоявшую рядом, и страх перед нею, который мы топили в джине.
Контуры вещицы напоминали силуэт острова-крепости Мальты. Это была наша эмблема, и она постоянно говорила мне о бурных и далеких днях, проведенных на подводной лодке «Форель» британских военно-морских сил. Истошный вопль пьяного немца, в полном оцепенении не спускавшего глаз с эмблемы, в то время как трое его компаньонов, словно остолбенев, продолжали сидеть за столом, вызвал в моей памяти устрашающий вой немецких бомбардировщиков, картины того, как пикировали они на караваны судов, пытавшихся прорваться к осажденной Мальте, или сбрасывали свой смертоносный груз на ее доки. Истеричный, ударивший по нервам крик немца заставил меня мысленно перенестись на семнадцать лет назад, из уютного, мирного бара в Свакопмунде… Война. Средиземное море. 1941 год.
Сетка на линзах перископа прояснилась, затуманилась и снова прояснилась, как сознание пытающегося проснуться человека. Верхушка перископа поднялась над водой, и в поле моего зрения оказался огромный линейный корабль типа «Литторио».
— Дистанция! — потребовал я, не отрывая глаз от перископа.
— Шесть тысяч!
Далековато, конечно, но такая добыча заслуживала любого риска, тем более что угол для стрельбы был вполне приемлем.
Весь поглощенный наблюдением за столь заманчивой целью, я вместе тем почти физически ощущал, как среди команды нарастает напряжение, хотя все мы были людьми закаленными в битвах. Каждый из нас знал, что мелководное Средиземное море стало могилой уже для многих английских подводных лодок.
Я подошел к столу с картами, подозвал Джона и показал ему на отметки глубин:
— Сейчас мы находимся тут, — показал я. — Как видишь, глубина на большом пространстве почти одна и та же, а здесь вот, по направлению к острову Искья, она уменьшается, создавая почти отмель, а дальше снова возрастает.
— Всего сто десять футов, — усмехнулся Джон.
— И достаточно. Если нам удастся провести «Форель» в эту впадину, шельф ослабит разрушительную силу глубинных бомб, а отраженное берегом эхо взрывов создаст такие помехи, что гидролокаторы итальянцев не смогут нас нащупать. То же самое произойдет с шумопеленгаторами… Снаружи послышался глухой удар… второй… третий…
— Три попадания, сэр! — воскликнул молодой офицер Питерс. Напряжение среди моряков упало, все заулыбались.