— Рыбак сказал, что Генрик на самой южной оконечности этой лагуны, — сказала Слоун, когда они веслами оттолкнулись от берега. Она вынула компас и опустила весла в водную гладь.
Несмотря на то, что она наговорила Тони, Слоун прекрасно знала: эта операция завершится либо полным провалом, либо настоящим кушем. К первому она склонялась больше. Естественно, идя на поводу слухов, намеков, полуправды — на что они надеялись? Но уж такова была ее работа. Ужасно скучно и монотонно было просто ждать того самого поворотного момента, что должен изменить ее жизнь. Но дорога к этому успеху, этому важному открытию, сопрягалась продолжительным одиночеством, утомлением, стрессом и такими придурками и пессимистами, как Тони Ридон.
Несколько рыб показались у поверхности воды, пока они гребли на юг, и где-то недалеко, в камышах, какая-то птица вычищала свои перья. Им понадобилось около полутора часов, чтобы добраться до самой южной оконечности залива, что выглядела так же непримечательно, как и весь залив в целом: камышовые заросли в солоноватой воде. Слоун фонарем осветила береговую линию. Двадцать минут спустя, когда ее тревога троекратно увеличилась, она заметила небольшой сруб высоких тростниковых зарослей, где небольшой проток выходил в лагуну.
Она молча указала Тони на это место, и они проплыли в эту брешь.
Тростник сцеплялся над их головами, препятствуя проникновению лунного света. Течение в этом небольшом протоке было незначительным, и они с легкостью пробирались по тростниковой роще, пока не приплыли на пруд с небольшим островком в его центре, что едва высовывался из-под воды во время прилива. Лунное сияние осветило небольшую хижину, сооруженную из прибитого течением дерева и деревянных ящиков. Дверью служила прибитая гвоздями простыня, и почти прямо у входа располагалась печная яма, угольки в которой еще тлели под слоем золы. По правую сторону находилась стойка для сушки рыбы, поржавевшие резервуары для хранения свежей воды и деревянная лодка, привязанная к пню. Паруса ее были уложены вокруг мачты, а рулевое колесо и внутренний корпус обтянуты кожей. Эта лодка едва подходила для плавания в открытом море, и Лука, возможно, был прав, говоря, что Папа Генрик и знать не знал морские воды далее мили от берега.
В таком жилище долгое время прожить мог только бывалый рыбак.
— Каков наш план? — спросил Тони, когда их лодка пристала к островку.
Слоун приблизилась ко входу и убедилась, что из лачуги доносился храп одного человека, и это не был вой ветра или морской прибой. Усевшись на песок, она вынула свой лэптоп из рюкзака и начала что-то печатать, мягко нажимая на клавиши и слегка закусив губу.
— Слоун, — прошептал Тони немного пронзительно.
— Будем ждать, пока он не проснется, — ответила она.
— Вдруг это не Папа Генрик? А какой-нибудь пират или бандит, что живет здесь.
— Я уже сказала тебе, что не верю в удачу. Аналогично и с совпадениями. То, что мы нашли хижину именно там, где нам объяснили, означает, что здесь живет Папа Генрик. И думаю, что с ним стоит поговорить утром, чем спугнуть старого чудака посреди ночи.
Храп все так же доносился изнутри, не меняя ни громкости, ни тембра, однако внезапно старый африканец распахнул простыню. Он стоял на полусогнутых ногах, настолько тощий, что не составляло труда пересчитать все его ребра, и ключицы у него сильно выпирали. Нос его был широкий и плоский, а в больших ушах красовались серьги из рогов каких-то животных. Старика отличали белоснежная седина и желтоватый цвет глазных яблок.
Он продолжал издавать звуки, похожие на храп, и Тони на минуту показалось, что тот просто ходит во сне, но вдруг старик яростно почесался и сплюнул в печную яму.
Слоун тут же поднялась на ноги. Она была почти на голову выше старика и подумала, что, возможно, он каких-то местных кровей, раз у него такая миниатюрная фигура.
— Папа Генрик, мы проделали долгий путь, чтобы встретиться с вами. Старые рыбаки в Уолвиш-Бей говорят, что вы самый мудрый человек во всей округе.
Их заверили, что Папа Генрик знает английский. Однако этот гномоподобный старик не подавал никаких признаков понимания обращенных к нему слов. Он на секунду перестал имитировать храп, что обнадежило Слоун, но ничего не произнес.
— У нас есть к вам несколько вопросов о том, где вы рыбачите, какие самые опасные для этого дела места, где вы, например, теряете сети или удочки. Вы согласны поговорить с нами?
Генрик ушел в хижину, расправив за собой входную простыню. Немного погодя он вышел вновь, облачившись: в плотное стеганое пуховое покрывало, сшитое из нескольких лоскутов так, что перья выбивались из швов при каждом его движении. Он недалеко отошел и помочился прямо в воду, почесывая свой живот.
Затем он присел на корточки, спиной к Тони и Слоун. Позвонки его тощей спины выделялись, словно нить черного жемчуга. Папа Генрик развел огонь, вдохнув в охапку щепок и деревянных брусков жизнь, и они медленно превратились в тлеющие угольки.
— Здесь много опасных мест для рыбалки, — прервал он молчание на удивление глубоким густым басом, немного не сочетавшимся с его, можно сказать, хрупким телом. Повернуться он так и не соизволил. — Я рыбачил во всех и врагу не пожелаю заплывать туда, где бывает Папа Генрик. В неравной схватке со стихией я потерял уже столько удочек, что их хватило бы протянуть отсюда и до мыса Кросс-Бей, — с гордостью, даже вызывающе, поведал он.
Кросс-Бей находился более чем в восьмидесяти милях к северу.
— Я потерял столько сетей, что они легко покрыли бы всю пустыню Намиб. Я вышел победителем из стольких схваток с морем, что любой бы сбежал, бросив свою лодку. Я поймал рыбину больше, чем самый огромный корабль, и я был свидетелем такого, что свело бы с ума любого.
Наконец, он обернулся. В трепещущем свете небольшого костра его газа заиграли дьявольским светом. Он улыбнулся, обнажая три зуба, одиноко белевшие в полутьме. Затем его смех перешел в сдавленный самодовольный хохот, и уже мгновение спустя он заливался лающим смехом, неожиданно прерванным в приступе кашля. Успокоившись, он вновь сплюнул в огонь.
— Папа Генрик никому не открывает своих секретов. Я знаю, чего вы от меня хотите, но вам никогда не получить этого, потому что я так хочу.
— Но почему? — Проговорила Стоун, отдавая себе отчет, что вполне понимает все сказанное этим старым чудаком. Она пододвинулась к нему.
— Папа Генрик — самый великий рыбак на земле. Зачем мне открываться вам и наживать себе соперников?
— Я не собираюсь рыбачить в этих водах. Я ищу корабль, потерпевший здесь крушение много лет назад. Мы с моим другом — она махнула рукой в сторону Тони — хотим найти его, потому что… — выдержала Слоун недолгую паузу, соображая историю, что собиралась скормить этому хвастуну, — потому что один богач нанял нас найти одну вещь, что сейчас покоится на дне моря. И вы можете нам помочь.
— И этот богач платит? — лукаво поинтересовался старик.
— Да, немного.
Папа Генрик потянулся, расправив руки под покрывалом, словно летучая мышь.
— Папе Генрику не нужны деньги.
— Что вы хотите за свою помощь? — внезапно вставил Тони.
Слоун предчувствовала некое коварство в голосе Генрика и уничтожающе взглянула на своего коллегу.
— Я не буду тебе помогать, — тот ответил Тони и бросил взгляд на Слоун.
— Я помогу тебе. Ты — женщина и не станешь мне конкурентом.
Слоун, конечно, не стала вдаваться в подробности своего детства, когда она все лето проводила на шхуне отца, помогая ему в рыбной ловле, а затем и вовсе взяла дело в свои руки, когда отца в пятьдесят лет сразила болезнь Альцгеймера.
— Спасибо, Папа Генрик.
Слоун вынула из рюкзака огромную карту побережья Намибии и расправила ее на свету от костра. Тони схватился за противоположные концы и посветил на нее фонариком. Звездочками было отмечено около десятка мест практически неподалеку от береговой линии. Почти все они концентрировались вокруг Уолвиш-Бей.
— Мы уже поговорили со многими рыболовами, интересуясь у них, где самые опасные места, что они встречали в округе. Нам кажется, что в одном из них вполне может оказаться затонувший корабль. Не взглянете ли вы на карту, вдруг они что-то упустили.