Выбрать главу

— А что ты пишешь? Романы? — Юля вывернулась из объятий Роберта, оседлала его бедра и с придыханием произнесла: — «Десять знойных мулатов невольницей враз овладели…» Как-то так?

— А ты не промах! — Роберт расхохотался и, успокоившись, пояснил. — Вообще-то, я пишу документальный очерк о горячих точках мира, Я военный репортер, — он ухватил ее за талию, но не утерпел и пальцами соскользнул чуть ниже. — Откуда такие фантазии, Джулия?

— Не знаю, может я тоже писатель! Убери немедленно руки с моих горячих точек, — Выскользнув из объятий Роберта, она встала за его спиной, и принялась разминать ему плечи, отчего он замурчал как большой кот. — Куда, ты говорил, мы сегодня собираемся?

— Я хочу вечером встретиться с друзьями. Классные парни. Думаю, тебе они понравятся, — Роберт уверенно кивнул. — Вечером заедут. А пока пойдем обедать.

— Пойдем, — шепнула она, взъерошив его и без того торчащие в разные стороны волосы.

После обеда в ресторане они вышли на набережную. На дворе стояло бабье лето — время, когда природа манит влюбленных на улицы и в парки насладиться осенним теплом и друг другом. Вырвавшись из удушья серых стен, народ спешил ухватить последние жаркие деньки. Еще такое ласковое солнце просвечивало сквозь поредевшую листву, а легкие паутинки, сорванные ветром, неспешно летели по воздуху. Роберт выбрал ракурс, с которого Юля светилась в солнечных лучах и сделал несколько снимков.

Они спустились к воде. Роберт присел на гранитную скамью и усадил Юлю к себе на колени.

— Одно удовольствие снимать тебя, — он показал Юле кадры и отложил камеру.

— Продолжим фотосессию в номере?

— Если только в стиле ню… Все, я больше не могу! — Роберт отложил камеру и прильнул к ее губам.

Он жадно вбирал прелесть первого поцелуя, запоминая вкус. Юля трепетала в руках Роберта, зарывшись пальцами в его густых волосах. Он больше не встречал сопротивления и упивался близостью с ней. Жар Юлиного тела обжигал ладони. Возбуждение охватило его, и Роберт больше не пытался его скрывать. Жестче, требовательнее он проникал языком в нее, проклиная себя за то, что не сделал этого раньше в удобной постели номера. Юля уперлась руками ему в грудь и отстранилась в тот момент, когда он готов был взорваться, не снимая брюк. Радужка ее глаз потемнела, а зрачки расширились до предела. Роберт, с трудом перевел дыхание и оглянулся. К счастью, место они действительно выбрали уединенное.

— Какой ты… горячий, аж дух захватило.

— Я слишком долго ждал тебя… — Он погладил ее светлые, разметавшиеся по плечам волосы, которые переливались и блестели в лучах солнца как венецианское стекло. — Словно снаряды внутри разрываются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Голова закружилась как никогда раньше… Наверное, — Юля улыбнулась и сползла с предательски выпирающей у него под джинсами плоти.

Роберт закусил губу, мысль о ее несостоявшейся свадьбе не давала ему покоя: «Было бы лучше, не бегала бы по лесам!» Защитить Юлю от грубости и зла этого мира стало отныне его целью. Неоднозначность натуры Юли притягивала Роберта как магнитом: «Мой ласковый и дикий зверек. То хрупкий и робкий, то настороженный и хитрый. Как может в человеке уживаться невинность с лихой опытностью, нежность с дерзостью?»

На гранитные ступени неспешно набегали волны, поднятые катером. Тишина этого размеренного дня никак не вязалась с бушевавшей внутри Роберта страстью.

— «Для любви не существует вчера, любовь не думает о завтра. Она жадно тянется к нынешнему дню, но этот день нужен ей весь, неограниченный, неомраченный», — Роберт мягко, но настойчиво прижал Юлю к груди.

— Кто это сказал?

— Генрих Гейне, кажется… да какая разница кто. Принцесса, пообещай, что не уйдешь от меня никогда, слышишь, никогда.

Жгучее желание вновь почувствовать вкус уже таких любимых губ охватило Роберта, и он, не спрашивая, поцеловал ее. Юля сунула ладонь под рубашку, и прикосновение ее нежных пальцев, будто тысячи ласковых русалочьих рук подхватили Роберта и потащили на дно бухты. Самозабвенно и страстно, желая более откровенных ласк, он скользнул рукой Юле под джинсы и сжал крепкое, упругое бедро. Кровь ударила ему в голову, и он застонал, откинув голову на согретый солнцем гранит стены, укрывшей их порыв от посторонних глаз.