Неизбежным следствием всего вышесказанного является тот факт, что государственный капитализм как форма общественной самоорганизации потерял всякую надежду на собственную способность в значительной мере повысить производительность труда и поднять уровень производства. Ему остается лишь экстенсивный путь развития, а именно — захват новых стран и территорий, присвоение материальных ценностей, принадлежащих другим народам, навязывание им особой формы экономики, способной какое-то время существовать лишь в условиях войны. В общем, все это напоминает разграбление армией мародеров захваченного города. Вот только, к величайшему сожалению для авторов столь блестящего проекта, складывается награбленное добро в какое-то бездонное хранилище, где и пропадает бесследно. Приобретенные, произведенные или отнятые материальные ценности должны быть немедленно конвертированы в новое и новое оружие. Уровень жизни при этом, естественно, не повышается, и этот циклический процесс повторяется раз за разом. Таким образом, каждый блок готовится к войне в силу объективной необходимости обеспечить собственное выживание, и процесс этот необратим.
Эту войну будут вести две системы, в равной мере эксплуатирующие трудящиеся массы. Вряд ли кто-то ответственно возьмется предсказать точное время начала конфликта, но вне зависимости от того, когда именно начнутся активные боевые действия, эта война неизбежно проявится именно в виде конфликта практически идентичных, зеркально отражающих друг друга форм эксплуатации. На историческую арену выходит единственный игрок — государственный капитализм. Государство — это и есть единственный эксплуататор, способный в течение довольно продолжительного времени поддерживать существование сверхвоенизированной экономики и полностью регламентировать жизнь рабочего класса. Государство мало-помалу поглощает монополии — либо мирным путем, либо в ходе коротких внутренних конфликтов ограниченной интенсивности. Альтернативы нет. Исторический императив состоит в сокращении до минимума производства продуктов потребления с целью расширения производства критически необходимого вооружения. Подобные изменения в экономике происходят на фоне военных потерь, поражений и разложения всей военной структуры. Народ, привыкший в какой-то мере к комфортному существованию, как больной к опиумному обезболивающему, вдруг оказывается перед лицом необходимости существовать в безжалостно аскетичном, лишенном каких бы то ни было удобств пространстве. Проблемы начинают накапливаться как снежный ком: люди работают и получают деньги, но производят при этом то, что не является продуктом потребления. Следовательно, деньги есть, а купить на них нечего. Нарастание инфляции может быть приостановлено лишь путем сокращения заработной платы и ужесточения эксплуатации. В результате желание рабочего полноценно трудиться сходит на нет, и экономическое развитие сначала замедляется, а затем и вовсе прекращается. В народе зреет недовольство, кое-где отмечаются случаи саботажа, а затем пролетариат выражает намерение вступить с властью в открытое силовое противостояние. Система полицейского контроля, уже сформированная и хорошо выстроенная к моменту вступления страны в войну, когда сотни тысяч политически неблагонадежных граждан были выявлены и отправлены за решетку, получает новый импульс к развитию. Полиция всякого рода проникает повсюду. Полицейские входят в состав профсоюзов, они оказываются в штабах военного командования. Наконец они занимают все ключевые места в правительстве и важнейших правительственных структурах. Полиция практически добивается такого уровня проникновения во все сферы жизни, что становится особым организмом, сосуществующим со всем обществом одновременно. Государство контролирует прибыль и обеспечивает надзор. Нищета и благосостояние также поддерживаются и обеспечиваются государством. Да, чиновник-бюрократ ездит на лимузине, но он такой один. Пролетариат нищает. Рабочих в очередной раз обманули, обвели вокруг пальца. Они опять выступают в роли безмозглого стада, которое хозяин гонит по свой прихоти туда, куда считает нужным.