На пороге комнаты появился Маклеод. Он не то улыбнулся, не то презрительно поджал губы, увидев, во что Ленни превратила окна, да и всю комнату.
Ленни вздрогнула и села, выпрямив спину.
— Что вам нужно? Что вы здесь делаете? — сухо спросила она.
— Да вот, хотел поговорить с вами, — сказал он мягко и даже как-то ласково.
Маклеод осторожно принюхался, явно пытаясь разобраться, чем помимо краски пахнет в комнате. При этом на Ленни он посмотрел буквально один раз, да и то искоса, явно не желая спровоцировать всплеск ее недовольства.
— Вам, кажется, было нехорошо, — осторожно заметил он.
Ленни просто окаменела. Она уже была готова расценить вопрос Маклеода как издевку, но искренняя забота, прозвучавшая в его голосе, сделала свое дело. Ленни устало кивнула:
— Нет-нет, все в порядке, спасибо.
Ощущение было такое, словно Ленни воспринимала Маклеода как угрозу до тех пор, пока он считал ее больной. Чтобы доказать обратное, она как могла энергичнее встала с дивана, расправила плечи и даже растянула губы в улыбке.
— У меня все в порядке, — повторила она. — Я отлично позавтракала, и у меня полно денег. Представляете себе, стою я, значит, на улице, а мимо меня проходит какой-то человек — и раз, сует мне пятидесятидолларовую купюру прямо в руки. Пока я сообразила, что происходит, его уже и след простыл.
Видимо, чтобы доказать, что не все из сказанного ею выдумка, Ленни сунула руку в нагрудный карман и вытащила из него скомканную банкноту.
— Значит, он тебя бьет, а ты берешь у него деньги! — не выдержав, воскликнул я.
— Это был незнакомый мне человек, — сказала Ленни.
— Отстань от нее и вообще уйди, — неожиданно резко обратился ко мне Маклеод.
— Да я только…
— Уйди, говорю, — повторил Маклеод, положив мне на плечо руку. По правде говоря, я давно не видел на его лице столь пугающего выражения. — Уйди и сделай одолжение, ты, ничего не чувствующий, ничего не помнящий, не знающий, что такое страдание… — На мгновение Маклеод замолчал, не в силах сразу придумать какой-нибудь эпитет пообиднее в мой адрес. — По какому праву ты решил, что можешь во что-то вмешиваться?
Рука Маклеода дрогнула, и он вдруг отдернул ее, словно испугавшись того, что делает. Он развернулся спиной ко мне, постоял так некоторое время, а когда вновь обернулся, его лицо приобрело привычное — суровое, но не пугающее — выражение.
— Я взяла деньги, — сказала Ленни, обращаясь, похоже, в большей степени к самой себе, — потому что деньги — это ничто, и ему доставило удовольствие сделать мне доброе дело. А потом… Потом он просто убежал по улице, видимо устыдившись своей доброты.
Маклеод кивнул.
— Шли бы вы спать, — сказал он почти по-отечески нежно, — когда проснетесь, уверяю вас, жизнь покажется вам гораздо лучше.
Какое-то детское выражение появилось на лице Ленни. Она словно перенеслась туда, в то далекое прошлое, когда была еще маленькой девочкой. Она аккуратно прикоснулась к синяку на лице, но пронзившая ее при этом боль развеяла все чары. Сжав зубы, она посильнее надавила на больное место, словно пытаясь преодолеть боль и исцелить таким волшебным образом ноющую рану. Она нажимала все сильнее и сильнее, но в какой-то момент, не выдержав, застонала и одернула руку.
Если кто-то и рассказывал ей об этом волшебном средстве, то на сей раз оно оказалось бессильным.
— Не смейте быть добрым ко мне! — закричала она на Маклеода. — Я сейчас доброту не вынесу.
— Именно она вам сейчас и нужна, — негромко произнес он в ответ.
— Это я должна дарить доброту другим, а не наоборот, — всхлипнула Ленни.
Она вздрогнула и как-то неловко, на негнущихся ногах сделал несколько шагов в сторону Маклеода. У меня было ощущение, что она вот-вот закачается и рухнет на него, позволив не то поддержать, не то обнять себя. Впрочем, с той же долей вероятности она могла неожиданно наброситься на него с кулаками. Ни одна из моих догадок не подтвердилась. Ленни остановилась, жалобно застонала, приложила ладонь ко лбу и прошептала: