Я же в тот момент мысленно гадал, в каком состоянии осталась комната Холлингсворта после того, как он вышел из нее на этот раз, был ли в ней тот же беспорядок, как тогда, когда я заглянул к нему на пиво, валялась ли на полу одежда, торчали ли из переполненных и незакрывающихся ящиков комода какие-то вещи. Я вполне мог представить себе, как мой сосед, собираясь выйти из комнаты, обводит ее взглядом на прощание и с удовлетворением отмечает, что все в полном порядке, несмотря на царящий в комнате бардак. Затем он закрывает за собой дверь, запирает ее на ключ, замирает на лестничной площадке и, услышав наши голоса, некоторое время пытается разобрать, о чем идет речь в соседней комнате, а затем, преодолев робость, подходит к двери Маклеода и даже не стучится, а скребется в нее.
Он прокашлялся, чуть подался вперед и, положив ладони на колени — таким образом, чтобы наглаженные стрелки оказались не примятыми между пальцами, — обращаясь к нам обоим, без всяких предисловий предложил:
— Ребята, если вы не возражаете, я бы с удовольствием поговорил о политике.
Маклеод усмехнулся, но как-то неловко, словно не в полную силу.
— Думаете, мы сможет сделать эту область более понятной для вас за пару минут?
Холлингсворт, похоже, всерьез отнесся к этому вопросу.
— Трудно сказать, — заметил он. — Я уже обратил внимание, что разговоры о политике имеют тенденцию быть весьма продолжительными и, я бы сказал, изматывающими. Кроме того, человек в подобных разговорах раскрывается порой совершенно неожиданно. — Поняв, что мы не собираемся как-то комментировать его заявление, Холлингсворт продолжил: — Лично мне очень интересно побеседовать о большевиках. Я как-то слышал, как мистер Вильсон и мистер Курт обсуждали их у нас в офисе, и мне стало понятно, что моих знаний по этой теме явно недостаточно для того, чтобы поддерживать разговор на должном уровне. — Со скромностью, граничащей с бесцеремонностью, он переводил взгляд с меня на Маклеода и обратно и, вновь не дождавшись нашей реакции, добавил: — Я должен быть хорошо информирован в самых разных областях. Никогда не знаешь заранее, благодаря каким именно знаниям тебя, например, заметит начальство, а может быть, повысит по службе.
— А с чего вы взяли, что я об этом вообще что-нибудь знаю? — поинтересовался Маклеод.
Я обратил внимание на то, что кровь вновь начала приливать к его лицу, но окончательно бледность с него еще не спала. С самым невинным видом — ни дать ни взять несмышленый младенец — Холлингсворт вдруг заявил:
— Мистер Маклеод, а разве вы не большевик?
— Вы, наверное, хотели сказать «коммунист»?
Холлингсворт, похоже, был сбит с толку этим уточняющим вопросом.
— А разве это не одно и то же?
Маклеод демонстративно зевнул.
— Можете называть их яйцом и динозавром, — сказал он, загадочно улыбаясь.
— Как интересно вы это сформулировали, — сказал Холлингсворт, — так вы, значит, принадлежите и к тем и к другим?
Казалось, что Маклеод вот-вот просверлит взглядом дырку в лице Холлингсворта. Внешне оба были невозмутимы, но я готов был поклясться, что буквально физически ощущаю, как напряженно и стремительно работает мысль у каждого из моих собеседников.
— Да, я принадлежу и к тем и к другим, — сказал Маклеод, — само собой, я и большевик и коммунист.
По его лицу я бы не сказал, что он волнуется. Более того, Маклеоду удалось небрежно откинуться на спинку стула и изобразить всем телом полное спокойствие. Тем не менее я видел, что носок его ноги, скрытый от Холлингсворта углом стола, отбивает негромкую, но все более частую дробь по полу — ни дать ни взять предохранительный клапан, спускающий пар из перегретой, готовой взорваться машины.
— В таком случае вы, наверное, смогли бы ответить на несколько моих вопросов? — как всегда, предельно вежливо осведомился Холлингсворт.
— Вероятно, смог бы, — не стал отрицать Маклеод. — Только для начала позвольте мне задать вам вопрос, всего один. Почему вы все это затеяли так, я бы сказал, довольно неожиданно?
Холлингсворт выглядел весьма озадаченным. Скосив глаза почти к переносице, он подумал и, оставляя вопрос Маклеода практически без ответа, пожал плечами:
— Да я и сам не знаю. Вы просто говорите не так, как другие. Вот мне и стало интересно… — Он обвел взглядом комнату и продолжил: — И к тому же, помните, я как-то заходил к вам, и вы предложили мне договориться о дежурстве в ванной комнате. Да, кстати, приношу свои глубочайшие извинения за то, что по моей вине мы не смогли составить устраивающее нас всех расписание этих дежурств. Так вот, я еще тогда заметил, что у вас очень много книг. — С этими словами он вынул из кармана пиджака маленький блокнотик, пристроил его на колено и с видом художника, набрасывающего по ходу разговора портрет собеседника, стал в нем что-то записывать. — Значит, вы, скорее всего, еще и атеист? — все тем же вежливым голосом уточнил Холлингсворт.