Мысли мужчины вновь обратились к тому, что недавно было Хэфером. Сатех ясно показал ему, что завуалированную просьбу Амахисат убить царевича, если вдруг обнаружится, что тот чудом выжил, исполнять было нельзя – не теперь, когда мертвец получил такое покровительство. Колдун бы не удивился, если б однажды это существо сумело сбросить с себя оковы воли собачьих жрецов и при этом не рассыпаться на части – если в нём, конечно, достанет Сатехова огня.
«В таком случае в нём можно будет даже искать союзника… – думал маг. – А возможно, имеет смысл и повлиять на более скорое его освобождение от оков?..»
Живой Хэфер обучался боевым искусствам, но не был воином по своей природе. Он был дипломатом, придерживавшимся послевоенной миротворческой политики своего отца. Воином-завоевателем был Ренэф, но Император всегда держал его в узде. Каким будет мёртвый Хэфер, осиянный благословением Отца Войны, – об этом им всем предстояло узнать в скором времени.
«Нет, я не стану покушаться на жизнь владельца жезла. Артефакт и так показал, что не будет мне служить… и оно это знало, когда протянуло мне жезл…»
Колдун помнил жутковатую усмешку на губах того, что недавно было царевичем, помнил тот уверенный взгляд. Ни на мгновение существо не усомнилось, что жезл не уйдёт к другому. А само оно буквально переливалось благословением Сатеха, сиявшим даже сквозь плотный кокон смерти – сквозь погребальные пелены колдовства жрецов Ануи, поднявшего царевича из мёртвых, удерживавшего его плоть от распада.
Ни ради артефакта, ни тем более по просьбе царицы убивать его было нельзя. Это создание было зачем-то нужно Сатеху, и Колдун, последний настоящий жрец Владыки Первородного Огня, должен был уберечь его. По всему выходило, что именно на это указывал его Бог.
Он вернётся к Амахисат. Он даст царице пищу для размышлений и для нового ядовитого плана. Пусть отравит сердце столицы, как та чёрная кобра, что по иронии защищает чело Владык Таур-Дуат. Весть, которую он принесёт, будет даже более разрушительной, чем известие о гибели наследника.
Император сравняет с песком собачий храм – ну так что ж, бальзамировщики сами навлекли на себя его гнев. А в окружении сонма врагов, в которых превратятся его близкие, среди тех, кто не примет его в новом качестве, мёртвому царевичу потребуется союзник, сильный и верный…
Колдун оторвался от созерцания жезла, посмотрел на самку ша и улыбнулся. Да, ему по силам будет привести нового последователя к Владыке Первородного Огня. Его собственное сердце возрадуется, когда возрадуется Сатех. И может быть, ему позволено будет воссоздать жезл и получить достойное лицо вместо ненавистного… Вспомнив об этом, мужчина раздражённо почесал между своими недоразвитыми рогами, маленькими, как у детей, едва вошедших в пору отрочества. Хвост был не лучше – уродливый отросток, едва доходивший до колена, которым ничего толком нельзя было делать. Хуже были только острые уши да раскосые по-эльфийски глаза. Серкат говорила, что он очень красивый, особенный. Да, в чём-то она и правда была безумной.
Искусством смены облика в Империи владели только жрецы Тхати высокой ступени посвящения, причём служители именно одной из ипостасей Триждывеличайшего – Вестника, Господина Удачи, защитника путников и перекрёстков, того, кто даровал дипломатам красноречие, торговцам – искусство расчётов и понимание мер… а представителям искусств уже не столь уважаемых – собственно, удачу. У могущественных наследников фэйри – высокорождённых, элиты эльфийского народа – была способность к гламуру[22], возможности менять свой истинный облик на любой, даже рэмейский. Но и высокорождённые, и служители Господина Удачи осуществляли это чрезвычайно сложное колдовство нечасто и ненадолго. Колдун знал это, потому что и сам умел набрасывать гламур.
Дар Сатеха не был колдовством – он был чудом. Бог даровал своему жрецу новый прекрасный облик, с которым маг уже так сроднился. А теперь… теперь он был отброшен на несколько ступеней назад. Вирнан.
Маг скрипнул зубами, а потом вдруг открыто рассмеялся.
– Реакция царицы сторицей окупит разочарование от вернувшегося уродства, прекрасная, – промурлыкал он, обращаясь к ша.
Огнегривая самка лизнула его в щёку. Ей было безразлично, как он выглядел, пусть даже облик и отражал путь души. Колдун ласково куснул её за ухо, вызвав довольное урчание, а потом поднялся одним неуловимым движением с истинно эльфийской грацией. Он завернул обломки жезла в чистейший лён и спрятал в тайник под алтарём. Без артефакта он чувствовал себя нагим, уязвимым, но не смел проявлять слабость. Его Бог испытывал его. Маг должен был показать, что достоин спасения. Но прежде ему нужно было окончательно прийти в себя.
22
Гламур (от шотл. glamour – ускользающая привлекательность, колдовское очарование) – здесь: волшебное искусство изменения облика. Термин берет своё начало в средневековых сказаниях о дивном народе, в которых это слово означало волшебные чары, применяемые для отвода людских глаз, зрительный обман, наведённый с помощью магии. Фэйри, чья форма была текучей и непостоянной, пользовались гламуром, чтобы обретать невиданную красоту или, напротив, вызывать страх, или же придавать иной облик какой-либо местности.