Что до царицы Амахисат – она отдала свою любовь Ренэфу, потому что мечтала о сыне, а не о дочери. Хатепер старался поддерживать всех троих племянников, чтобы не вызывать ревности и разногласий, но и у него была любимица – царевна Анирет, молодая, но уже такая мудрая. Удивительно, характером она пошла не в мать, а скорее напоминала жрицу, которую Амахисат так тщательно старалась стереть из памяти супруга. Жаль, что Секенэф не замечал этого сходства…
Погрузившись в воспоминания, Хатепер ожидал своего брата и Владыку у маленького семейного святилища, где тот в последнее время проводил все свободные часы. Пребывая в размышлениях, он не сразу заметил, как резные двери открылись, и Секенэф вышел в потайной сад, где его не мог потревожить никто, кроме членов семьи и самых доверенных слуг. Император опустил голову; поседевшие ещё тогда, около тридцати лет назад, волосы, не убранные в ритуальную причёску, разметались по плечам. Хатеперу не хотелось верить, что этого колосса можно повергнуть, но при виде брата ему стало страшно. В тронном зале с вельможами говорил наследник Ваэссира, воплощение Силы божественного Эмхет. Личность же, воплощавшая эту Силу, пошла трещинами.
Приблизившись к брату, дипломат обнял его за плечи.
– Знаю, о чём ты хочешь говорить, – сухо сказал Секенэф вместо приветствия. – Я по-прежнему могу вести народ.
– В этом никто не сомневается, – мягко возразил Хатепер.
– Ты сомневаешься, – ответил Император, поднимая потускневший, но всё ещё проницательный взгляд. – Зря. Разве так мало я сделал во исполнение своего долга?
Хатепер вздохнул и покачал головой.
– Более, чем многие из нас. Но я боюсь за тебя, брат, – честно признался он.
Слова поддержки им не требовались – братья, как всегда, понимали друг друга почти без слов. Тень улыбки коснулась губ Секенэфа. Его брат, его друг был рядом с ним так же, как и в тот день, когда он потерял Каис.
Потом взгляд Владыки снова устремился куда-то за только ему одному видимый горизонт, и его расправившиеся было плечи бессильно опали.
– Моего сына нет на Восточном Берегу, Хатепер. Каждый день я ищу его и не нахожу. А мёртвые говорят мне, что нет его и на Западном. Хэфер заблудился, так и не нашёл дорогу к Стражу Порога… и я не могу дать ему погребение, помочь ему найти путь. Это страшнее, чем принять его смерть. Он будет потерян для нашего рода… навсегда.
– Сила Ваэссира позволяет тебе прозревать лишь до пределов нашей земли, – осторожно напомнил Хатепер. – Возможно, Хэфер жив и покинул вверенные тебе владения. Не по своей воле, конечно…
– Ты и сам в это не веришь, – с горечью усмехнулся Император. – Как и я. Хочешь верить… но не веришь… Я не защитил наше нерождённое дитя тогда, и не сумел защитить нашего сына теперь. Всей моей власти не хватило на это. Какая жестокая ирония! В народе меня называют живым Божеством, и вместе с тем я так… бессилен.
– Твоей вины нет и не было – ни тогда, ни сейчас.
– Я думаю иначе. Не нужно было мне позволять ему эти глупые забавы.
– Хэфер уже давно не мальчик, но мужчина, воин. Разве не этого ты требовал от него все эти годы? У него и детства-то толком не было, – устало возразил Хатепер – в который уже раз. – Он не один охотился глубже в пустыне, когда начинался Разлив, Предательство – вот чего мы не предусмотрели. А в этом я виноват не меньше твоего.
Секенэф стиснул зубы, и лицо его стало неподвижным, точно у одной из многочисленных воздвигнутых в его честь статуй – только холоднее, опаснее.
– Да будут прокляты те, кто совершил это, а имена их – забыты.
Эти тихие слова падали тяжело, как сама неотвратимость. Дипломат тронул брата за локоть:
– Я прошу тебя, даже в горе своём не действуй опрометчиво. Ты – Хранитель Закона на земле. Если Закон преступишь ты…
– Я не так глуп, – спокойно ответил Владыка.
Хатепер невольно отстранился, когда из золотых глаз брата на него посмотрела сама древность божественной власти Таур-Дуат. За все эти годы он так и не привык к этому взгляду до конца. Да и можно ли было привыкнуть? Сила Ваэссира и могучая личность Императора переплелись так тесно, что порой сложно было отделить одно от другого.