— Господа! — заявил змееборец, — Вы представляете-с! Эта гнусь решила бежать в Россию! Щелкнули их, прохвостов и всего делов! Тра-та-там! С барабанным боем-с! А они упали, дрыгнули пару раз ручонками и затихли! А еще…
— Курбыко, хватит! — огрызнулся Дроздов, — Тошно!
— Вот как? Господину Дроздову не нравится, что шлепнули предателей? Лежат на плацу, еще тепленькие…
Взгляд Дроздова стал колючим, и на удивление добрым. Два «вольнопера», поспешили отползти за спину Морозова, зная, что подполковник по доброте душевной мог и штыком пырануть.
— Мда-а! Надо было сильнее спирт разводить, — буркнул капитан и решил как-то унять назревавший скандал, — Господин штабс-капитан, Вы пьяны! Извинитесь и немедленно спать!
— И ты сюда, хамское бы…, - подавился Курбыко собственными словами и полетел на земляной пол.
Бутылка жалобно ойкнула, и второсортный виски сначала пропитал шинель, а затем растекся маленькой лужицей у края палатки. Дроздова остановили в тот момент, когда примкнутый к винтовке штык уже нацелился в сердце обидчика.
— Зря ты так, Саша! — покачал головой Морозов и облегченно вздохнул, увидев, что оружие не заряжено, — Не тронь, оно и того, вонять не будет!
Курбыко очнулся на удивление быстро, выплюнул окровавленный зуб, прорычал что-то невразумительное и прокашлялся.
— Стреляться будем! — заявил штабс-капитан, как можно громче и попытался встать.
— Сегодня вечером за плацем, после штабс-капитана Каширского, я Вас с удовольствием пристрелю. Секунданта пришлите к господину Морозову, а у Вас еще есть время для беседы со священником и облегчения нужника измученной души!
Курбыко взревел от ярости. Два поручика удержали его от драки и без особых церемоний повалили на пол. Штабс-капитан витиевато ругался, требовал водки, а потом заснул в очередном пьяном кошмаре. Дроздов и даже, подзаборная, пьянь Курбыко казались персонажами сказки, очень мрачной и до безобразия реалистичной. Окружающее внезапно остановилось, застыло и капитан Морозов с удивлением отметил, что сослуживцы стали плоскими неживыми картонками в неумелых детских руках или впавшего в детство старого маразматика. Пространство приобрело перспективу, и плоские картонки превратились в забавных марионеток, которые двигались по воле невидимого кукловода, разыгрывая кровавую пьесу в трех частях: «Перекоп», «Севастополь», «Галлиполи». Этот самый кукловод на мгновение перестал дергать за невидимые нити, как бы задумался перед началом второго акта «Галлиполи» и беззвучно засмеялся. Ты смотри, как развеселился, Шекспир призрачный, видно присматривает подходящих марионеток, принимающих чужие мысли за свои.
Смех усилился, и перед глазами все поплыло. Чем язвительнее было это веселье, тем сильнее танцевали марионетки, расплываясь в густом тумане. На мгновение в дымке мелькнул женский силуэт, живой и реальный, в отличии от кукольного театра Галлиполийского полуострова. Хотелось окунуться в туман, однако женщина исчезла, оставив едва слышный аромат незнакомых благовоний. Казарма опять стала реальностью и утонченность запаха, словно по волшебству, превратилась в портяночную вонь, смех перешел в грубоватые шутки Дроздова, которые «тройным петровским загибом» послали в далекие страны призрак женщины, смешливого кукловода и размышления о бренности бытия.
— Морозов! Твою дивизию! Пора на плац!
— Черт! — вздохнул капитан, — Зачем?
— Какого тебя с университета понесло в армию? Химики все такие или ты нечто особенное? Думаете, как бы блоху погонять под микроскопом или сделать из дерьма конфетку, а потом конфетку перегнать на спирт? — выдал Александр, — Скоро развод! Дневальный того и гляди осипнет!
Трудно найти более монотонную, лишенную каких-либо неожиданностей жизнь, чем жизнь, предусмотренную уставом. Занудство конечно, но без него солдатам лезли в голову дурные мысли, а отсюда и полное разложение нижних и верхних чинов. Нет лучше солдата, чем тот у которого в голове настолько темно, что даже Конфуцию нипочем не отыскать пресловутую черную кошку. Причем тут китайский философ? Философствовать в армии тоже не положено, ибо наука наук уставом совершенно не предусмотрена, однако от вольтерианства и прочей гадости не убереглись.
— Пошли стреляться! Развод окончился! — толкнул философствующего капитана Дроздов, — Вот сиди, командир и думай: то ли Родину с такими защищать, то ли с сумой идти по миру, распевая «Лазаря»!