— Мне нигде не осталось места, — сказала вслух. — Это так глупо.
Он осторожно подошёл и тихонько обнял её:
— Умному человеку нужно научиться молчать, — он прошептал это совсем рядом, будто потянул её от края обрыва.
Она повернула к нему лицо и ответила шёпотом:
— Я умная. Я уже молчу. Я уже — не одна.
Он хотел что-то сказать, но целоваться было приятнее.
— Светает. Видишь, море было глубоко внизу, как в колодце, а стало всплывать и вспухать горизонтом. С каждой минутой оно всё светлее и больше, как добрая собака, которая идёт через весь двор, изгибая спину и хвост, и подставляя лобастую голову и нос, чтобы мы погладили.
— А у тебя нос холодный… — Целует. — А сам весь горячий. А я — я горячая?
— Самая горячая.
— Самая горячая из женщин?
— Самая…
— Пойдём назад? — Её пальцы легли в его ладонь. Он осторожно поднёс их к губам. Поцеловал один за другим пять пальчиков. Другие — пять пальчиков. И запястья, такие горячие и чувствительные, что ей стало щекотно, и она запрокинула голову от удовольствия. Провел её ладонями по своей щеке и подбородку.
— Колючий.
— Прости, не успел побриться.
— Успеешь. Я дам тебе время. А что такое порядочность?
— Почему такой вопрос?
— Не знаю, — пожала плечами. — Так что?
— Сейчас, кажется, что умение услышать и понять другого человека. Любого. Умнее ли, глупее, проще… Так перед смертью, уходя к богу, исповедуются смертному. Духовник — не нужен. Просто — кто рядом окажется. Бог может не расслышать. Не понять. Ближний — ближе всевышнего. Грешный — понятливее… Иногда мне приходят такие мысли.
— Я заметила.
— Не льсти. — Он поцеловал её. Они снова остановились и прижались друг к другу. Первый раз. У неё были мягкие и жадные губы. И пальцы — нетерпеливо горячие. Волосы пахли приятно и головокружительно, как талая вода в весеннем лесу, с облаками меж веток и стволов, тонких и длинно вытянутых, высоко-высоко. А с неба по веткам сбегает сок.
— Странно всё Так уродливо начиналось сегодня.
— Вчера.
— Вчера?
— Я строил коварные планы — рррры!
— Не рычи на меня. Мне стыдно.
— А сейчас…
— Сейчас мне хорошо…
— От людей всё зависит. Ситуация — это сцена. Грязь не пристаёт к чистым людям. Я не про себя — моряк чистым не бывает. А ты — умница. Думаешь. В папу, наверное.
— Спасибо. Ты — милый.
Он хотел что-то возразить, но она вскинула руки, приближая палец к его губам, и добавила:
— Строитель каютных планов. Ррры на тебя! Пойдём быстрее. — Она вся вжалась в его тело и радостно лизнула колючий мужской подбородок и шею… — Опасный! А так умно говоришь, как лапшу на уши развешиваешь. Ты — не зануда? — засмеялась, откидывая назад голову и отстраняясь, будто собралась бежать.
— Есть немного. Но я исправлюсь.
— Я прослежу.
Дальше шли молча, тесно прижавшись. Плечиком к плечу, путаясь ногами, словно срослись. Иногда кто-то спотыкался, тогда оба приноравливались, чтобы шагнуть вместе — правая его, левая её…
«Мы подошли друг другу, как два соприкоснувшихся облачка — придумала она или вспомнила. — Сколько слов и мелодий бушуют сегодня в моей душе… Сколько хочу сказать своих слов! Но боюсь чужих глаз!»
— В каждой каюте живут мысли и мелодии её хозяина. Только надо прислушаться и услышать. Я как-то ночевал в квартире своих знакомых. Отец у них пропал где-то вместе с судном, сразу после перестройки. Тогда многих недосчитались. Я всю ночь не мог уснуть. Мне казалось, я слышу море, скрип переборок. Голоса. Песни. Слова. Я всю его жизнь услышал и говорил с ним. Мне казалось — он может вернуться.
— Вернулся?
— Не знаю.
Он — умолк. Она — боялась потревожить его. Вспомнила каюту, иллюминатор, стол…
— А в твоей каюте живут твои мысли и сны?
— Конечно.
— Я могу их услышать?
— Я сам расскажу тебе…
Пришли на судно. У трапа кто-то сказал ему:
— Тебя мастер просил зайти.
— Сейчас?
— Да, там что-то с отходом связано.
— Когда?
— Похоже, с утра побежим.
Он оставил её в каюте:
— Кофе, чай, сахар, лимон — сама, пожалуйста. Я к мастеру и вернусь. Пожалуйста.
— Не волнуйся. Я всё понимаю. Я справлюсь. Иди.
— Ты никуда не денешься?
— Не бойся.
— Молодец. — Он поцеловал её, но она чувствовала, что атмосфера корабля и моря отрывают его от неё.
Он вышел. Она упала в кресло и обняла голову, пытаясь унять внезапную дрожь. Из-за двери или из-за переборки слышались голоса. Громкие и чужие. Кто-то травил анекдоты или морские байки. Как несколько часов назад это делал Васька. Но слова были чужие и непонятные: