– Кажется, снова влип! – мелькнуло у Волохова в голове, – Что за дурацкое обращение? Какой я ей голубчик? Мымра! – огрызнулся в глубине души корреспондент.
Машина рванула с места и вскоре скрылась за облаком оседающей пыли.
Людмила Богдан в этот прекрасный августовский день женила своего единственного сына и поэтому как подобает руководящему специалисту, не жалела размаха и шика. После официальной части, предвкушая ощущение праздника, гости уже торопились занять места за свадебным столом, устроенным в летнем саду ее роскошного подворья. По форме стол напоминал огромную букву «П». С высоты казалось, что суетливые муравьи пытались поднять большую букву и с яствами утащить в муравейник. Молодые, как подобает, заняли центральное место. Тамада дал отмашку, и пир стартовал. Волохов сидел внутри левого крыла праздничного стола. Рядом, под боком, сидела бойкая темненькая дамочка бальзаковского возраста с начесом на голове. Та время от времени, толкала его локтем и говорила:
– Поухаживайте за женщиной, налейте водочки, пожалуйста! – пододвигая с каждым разом все ближе хрустальную стопку.
Чем больше принимала соседка горячительного напитка, тем ощутимей были ее колкие толчки. Вскоре у корреспондента заболела рука, которой он защищался от нее, как только мог. Пробегая глазами, по лицам сидящих напротив гостей, он вдруг увидел обворожительную женщину средних лет, с длинными русыми волосами. Она сидела прямо напротив. Женщина была одета в приталенное цветастое платье с глубоким декольте. Сквозь свисающие локоны игриво поблескивали на солнце ее золотые сережки. Шею украшал кулон в форме сердечка с голубоватым камнем внутри. Когда впервые их взгляды встретились, она украдкой опустила голову и поправила волосы. Геннадий как завороженный смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. От ее небесных глаз у него даже закружилась голова. Далее он почувствовал, как его сердце стало источать сладостный туман, вызывая ощущение необъяснимого счастья. Ему все больше и больше хотелось смотреть на нее. Такого он давно не испытывал. Неожиданно у Волохова прорезалась смелость. Он налил себе и соседке полные стопки, а затем крикнул:
– Ох, и горькая водочка!
– Почему горькая? – недоумевая, спросила уже изрядно подвыпившая женщина слева, заглядывая мутными глазами ему в лицо.
– Да потому, что горь-ко! – по слогам намекнул ей корреспондент, и отклонился от нее в сторону.
– А! Ты в этом смысле? Да, да, правда, горькая! Горь-ко! Горь-ко! – стала выкрикивать та, поворачиваясь к молодоженам.
Подвыпившая женщина встала, качаясь на ногах, и высоко подняла стопку, которая пылала на солнце словно факел. Водка переливалась через край, стекала по граненому стеклу и обмывала ее жирные пальцы. Она кричала, пока вновь не взбудоражила угомонившийся людской рой, от недавнего подобного призыва. Развеселенные гости, поддержали ее кличь, и в один голос тоже начали скандировать – Горько! Горько! Горько!
Молодожены, с утомленными лицами, поднялись со стульев и под продолжительный счет – раз, два, три…..шесть! Соединились в продолжительном поцелуе.
К вечеру стало холодать и что бы согреться, тамада объявил танцы. Музыкант пробежался пальцами по клавишам инструмента, напоминающей тощего козлика на длинных ногах, и залихватская музыка, словно клуб ветра вырвалась из мощных колонок. Бойкие ритмы окутали присутствующих гостей и стали зазывать к танцам. Ритмическая мелодия раздольно понеслась по деревне, вызывая подвывание дворовых собак.
Отрываясь от селедки под шубой, Волохов положил вилку на край тарелки и украдкой посмотрел напротив. К приглянувшейся женщине, подошел толстоватый мужчина невысокого роста, с лощеным красным лицом, одетый в белую рубашку с коротким рукавом. Преклоняя голову, он что-то сказал ей на ухо, потом взяв ее тоненькую ручку, и с довольным наглым видом повел на импровизированную танцплощадку, где уже тусовалась молодежь. Корреспондент щелкнул языком, плеснул в стопку водки, и как заправский алкоголик, одним махом выпил горячительный напиток. Потом, наблюдая за грациозными движениями удивительной незнакомки, он все явственнее стал осознавать, что с ним что-то происходит, которое не поддавалось объяснению. Что бы скрыть то, что рвалось у него наружу, он отвернул голову в сторону и принял непосредственное выражение лица. Однако, непонятно откуда возникшая ревность, стала толкать его на решительный мужской поступок. Сопротивляться этому он уже не мог.