Некоторое время, правда, сама специфика службы в VES, как и для большинства сотрудников, вполне занимала и увлекала Рема, однако в последнее время и здесь для него возникли некоторые проблемы. Увы, очень многое упиралось в личность главы русского филиала Джона Зарайского, которого Голышев не просто уважал, но и по-своему любил. Можно сказать, что в какой-то степени Зарайский своей авторитетностью заменил ему отца, хотя сам об это, скорей всего, не догадывался, поскольку Рем старался скрывать такого рода ощущения и чувства. Вообще, всегда старался выглядеть сухарям и педантом в своей служебной деятельности. То, что ему пришлось усомниться в адекватности шефа и не только в адекватности, но и в добросовестности, было очень большим ударом. Наверное, не меньшим, чем конфликт с отцом.
До недавнего времени Рем искренне считал, что Зарайский, не просто профессионал, но профессионал именно что неподкупный, настоящая глыба, пусть и с легким налётом цинизма (в какой-то степени неизбежного на этом посту), но такой всё же кремень, который не могут сдвинуть с места, поколебать или размягчить никакие обстоятельства. Но, вот, оказалось, что это не совсем так. Скорей всего, не совсем так. Конечно, надо ещё всё проверить и перепроверить, однако основания для самых серьёзных подозрений, увы, уже появились. А это плохо, очень плохо. Как глава службы внутренней безопасности, Рем был просто обязан всё свое личное отношение к своему шефу просто забыть и в обязательном порядке инициировать официальное (пусть и секретное!) расследование. Но именно этого Голышев пока не сделал. Все его подозрение на настоящий момент сосредоточились в его же голове и сердце, и сам Рем понимал, что, фактически, уже совершает должностное преступление, не давая хода внутреннему расследованию, оставляя все свои подозрения и догадки при себе самом. Но что-то удерживало его от этого, казалось бы, строго обязательного шага. Возможно, непреходящее ощущение, что всё совсем не так, как кажется ему самому или вообще не так, как может кем-либо восприниматься, - точнее, что Джон Зарайский вовсе ни в чём не виноват, может даже статься, что и не при чём, а его поведение в последние дни вызвано именно что никак не зависящими от него обстоятельствами.
Обуреваемый этими мыслями Рем сидел на просторной веранде отцовской дачи за столом с белой скатертью, уставленной всякими розочками и вазочками с печеньями-вареньями, джемами, разного сорта медом и пузатым керамическим чайником, как видно, привезённым отцом из Китая, в котором он, отец, находился и в этот раз.
- А Галя мне сказала, что в этом году собирается на Мальдивы! - вдруг высказалась, сидящая напротив Рема в плетеном кресле мать.
- И что же?
- Поехал бы и ты с ними, Рем...
- Мам... не начинай, пожалуйста! Мы уже сколько лет в разводе!
- Я уже не говорю про отца, но ты даже дочери уделяешь совсем мало времени, а ведь ей уж пятнадцать!
- Вот именно! Родители в этом возрасте уже не в авторитете!
- Рем...
В общем, мать у Голышева была неплохим и добрым человеком, даже в какой-то степени - интеллигентным (такая, вот, интеллигентная генеральша), неплохо разбиралась в литературе, в своё время работала в одном известном и с политическим уклоном издательстве, но, при всём при том, во многих житейских вещах была. что называется, недалёкой женщиной. И сколько себя помнил Рем, ему всегда приходилось эту материнскую недалекость по сыновьи терпеть. Вплоть до того, что у сына иногда возникали подозрения, что мамина недалёкость - может быть, не вполне сознательный, но неизбежный способ существования, своего рода уход от проблем.
- Кстати, мам, - решил "сменить пластинку" Рем, - я видел в интернете новый комплекс для "китайского мяча", мне кажется очень эффективный, я тебе на электронную почту кинул ссылку!
Мамаша его тоже, несмотря на возраст, была энергичной и даже спортивной, хотя и периодически надоедала всем родственникам и подругам новыми рецептами и способами здорового образа жизни, чем, впрочем, Рем неоднократно пользовался, успешно переключая тот или иной разговор на более безобидную "спортивную" тему, когда на то была необходимость.
Заверещал мобильник. Звонила Марина. Не то, чтобы это было неожиданностью, но откровенничать с ней при матери Рем не хотел.
- Это по службе! - сказал он и спешно вышел с веранды в сад.
- Мы уже неделю не виделись! - сразу взяла Марина быка за рога.
- Марин, я же тебя просил не звонить мне на мобильный без особой надобности! - максимально спокойно пытался отвечать Голышев, прогуливаясь возле не большого, но вполне современного бассейна. Отец тоже старался поддерживать форму и с утра, после обязательных пяти километров на беговом тренажере, непременно совершал небольшой заплыв.
- Я помню, Рем, но ты совсем не звонишь, пропал!
- Не было возможности. На службе неприятности. Но ты не бойся, я тебя не разлюбил. Всё будет, как я обещал!
- Рем... я тут свой байк разбила!
- Это как?!
- Козёл один подрезал!
- Сама-то цела?!
- Представь себе, ни царапины!
- Помощь нужна?
- Нет, разобрались... Бык с Сильвером помогли!
- Хорошо, я...
Но тут в телефоне обозначился ещё один вызов - прямо со службы: номер зама - того самого, который Иванов Павел. Пришлось разговор с Мариной прервать до лучших времён. Опять обидится, конечно, но тут уж ничего не поделаешь - служба, естественно, на первом месте.
- У нас проблемы с шефом! - без всяких предисловий заявил Иванов.
- Это какие же? - насторожился Голышев, одновременно цыкнув на родительского огромного размера кота Барбадоса, который медленно трусил впереди по садовой тропинке и никак не хотел ускоряться, чем и слегка нервировал Рема.
- Что? - не понял Иванов в телефоне.
- Это я коту!
- А-а, хорошо... Так вот, докладываю: из клиники получена докладная от лечащего, что у нашего Зарайского наблюдается малигниза?ция раны...
- Чего-чего?
- Это такая хрень, - несколько грубовато, но просто выразился Иванов, которому легкие простота и грубоватость вообще были свойственны, - когда с тканями происходят такие паталогические изменения, что они вообще не заживают. Но тут, как я понял, какой-то особенно сложный случай и врачи опасаются...
- Чего опасаются?
- Всего! Что может быть летальный исход, там... Я не специалист, в общем, вам надо говорить с врачами! Боюсь только, что эта рана у шефа неземная, поэтому и не заживает. А если так, то и не заживёт... Сами понимаете, что... тогда...
- Думаешь, нужно готовить "БЕРЕГ"?
- Очень на то похоже. И других вариантов нет.
- Ладно. Действительно, этот вариант не исключён. Готовь на всякий случай всю документацию, а я пока в клинику...
Голышев отключился и в большой задумчивости оседлал свою "Ямаху". Только, будучи уже за воротами дачи, дав газу, он сообразил, что не попрощался с матерью. Но возвращаться было поздно. История с Зарайским и впрямь поворачивалась не лучшим образом. Если эта проблема с раной и её плохим заживлением имела именно что виртуальное происхождение, то вся эта история могла закончиться крайними мерами.
"Неужели и впрямь дойдёт до "БЕРЕГА?" - вдруг подумал Рем, стараясь плавно ввести мотоцикл в довольно крутой поворот.
И сам содрогнулся от этой своей мысли. Он знал, что Зарайский всегда панически боялся такого рода варианта, хотя и пытался скрывать эти свои страхи. И, поскольку он в сознании, то должен будет подписать согласие. Точнее, будет вынужден подписать, ведь если мировое руководство даст на "БЕРЕГ" добро (а оно, скорей всего даст, потому как речь идёт о главе одного из самых крупных филиалов), то отказаться у самого Зарайского не будет никакой возможности.
Глава ДВЕННАДЦАТАЯ
ВОЛКОЛАК ЛОВЕРОКА
Волколак напал в тот момент, когда Артур с Ролланом вели разговор с незнакомцами и все несколько отвлеклись от наблюдения за внешней обстановкой, что и было непростительной для "Большого патруля" ошибкой. В принципе, Роллан обладал врождённой и довольно острой интуицией, которая позволяла ему улавливать ту или иную опасность тогда, когда ещё нет видимых внешних признаков, - вот и в этот раз что-то явно свербило внутри и даже заставляло коротко оглядываться, но, поскольку старший над всем патрулём Артур никакого беспокойства не проявлял, то и самому юному в отряде патрульному высказывать тревогу на пустом месте было явно не с руки. Не говоря уже о том, что Роллан всецело доверял Артуру. Да и могло ли быть иначе, ведь глава патруля провёл в Ловероке в этом качестве больше кого-либо из лучших представителей правящей аристократии Эллизора. А то, что Артур не из простолюдинов, Роллану было известно не только, согласно формальных установлений "О рангах", но и благодаря личному общению. Да, для аристократа из Градн-Эллизора сэр Артур был простоват - вероятно, благодаря многолетней принадлежности к патрульной службе, где народ всё более простой, однако при более близком общении с этим человеком становилось очевидным, что его знания, опыт и, главное, благородство являются не наносными и поверхностными, но сутью внутреннего склада. Надо сказать, что таких людей до сей поры Роллан почти не встречал. Тот слой элиты в Гранд-Эллизоре, который издавна считал себя аристократическим и издавна же находился в негласной оппозиции по отношении к Великому посвященному и всем его близким, на самом деле не годился в подмётки главе "Большого патруля". Роллану даже казалось странным, что Артур происходит именно из этого слоя.