Усаживаясь рядом, Обанай поставил перед собой порцию риса с юкари, и понемногу съедал свою небольшую порцию. Словив на себе обиженный взгляд жены, он улыбнулся и лишь приставил ближе к ней тарелку с фруктами. Они зимой очень дорогие, их почти не достать, но яблоки и бананы всё же были. Обанай хотел взять парочку, но воздержался — Мицури нужнее.
— Ну если только банан… — Мицури потянулась в тарелку, но застыла в паре сантиметрах от неё, после чего выудила из рук Обаная палочки с хитрой ухмылкой
— Эй? А я чем есть буду? — заприметив её неоднозначный взгляд, Обанай понял, чего она хочет
— Я буду тебя кормить! — набрав риса на палочки, Мицури заботливо поднесла их ко рту Игуро, держа свободную ладонь снизу, и улыбнулась так довольно, словно делала это впервые — Давай, кушай!
Обанай к этому никак не мог привыкнуть, такой прием пищи был для него очень необычным. Мицури от заботы пихала в Обаная большие порции со словами «Ты мало ешь, смотри, как похудел!». Попытки отказаться от еды всегда заканчивались провалом, пока Мицури не успокоится он вынужден был есть. Конечно, он понимал её излишнюю опеку, организм словно готовится к тому, что ей придется оберегать и растить малыша, но Обанай далеко не маленький. Но ради Мицури он терпеливо и слегка смущенно принимал такие обеды
— Вот так, вкусно, да? — набирая ещё немного риса, Мицури была похожа на заботливую ласточку, что ухаживала за своими птенцами
— Да, очень вкусно… Тебе так нравится меня кормить? — пережевывая рис с солёным привкусом от листьев периллы, Обанай заглядывал в её полные счастья глаза
— Да, так я буду знать, что ты точно не голоден! Кстати, у нас остались ещё острые закуски с лета, хочешь?
— Я буду, а тебе нельзя.
Кажется, Мицури очень расстраивалась, когда Обанай напоминал ей о том, что некоторые продукты лучше не употреблять, а именно это касается острых блюд. Девушка лишь дула румяные щечки, отворачиваясь от заботливых гетерохромных глаз:
— Ну Игуро…
— Мицу, потерпи ещё немного…
— Тогда эти моти все мои! — загребая кучку сладких шариков себе в руки, Мицури неуклюже поднялась с пола
— Хорошо, кушай на здоровье, — наконец получив свои палочки обратно, Обанай доедал остатки риса. В этот раз обошлось без огромный порций удона или рисовой лапши…
Сильный ветер словно готов был сломать окна, с огромной силой продавливая их снаружи. Снег забился во все возможные ложбинки и трещины, а на стеклах красовались извилистые полупрозрачные узоры, словно кто-то неосторожно рассыпал снежинки, поцарапав ими поверхность стекла. В доме в основном было очень тихо: Мицури много спит, а Обанай на работе. Они, можно сказать, слишком привыкли к тишине, но с ней придется расстаться, когда на свет родится малыш…
— Имя придумала?
— Нельзя же! — возразила Мицури, поедая мятную моти
— А… Да… Точно… Ну… Тогда позже скажешь…
— Я ещё не придумала, — оценив количество сладкого в ладошках, Канроджи поняла, что съесть их не сможет, и высыпала всё обратно, Обанай лишь удивлённо глянул в её сторону, убирая опустевшую тарелку после риса
— Не будешь больше?
— Я хочу на прогулку…
— Погоду видела? В такую даже я на работу не иду.
— Знаю… — тяжёлый вздох был словно обида, но она понимала, что пойти нельзя, и всё равно очень хотелось — Хоть на веранду можно?
— Там очень холодно. Давай завтра? Думаю, всё как раз закончится.
— Ну… Хорошо… Сейчас не буду идти…
— Спасибо, уже поздно… Ты идёшь спать? — насухо вытирая полотенцем уже вымытую посуду, Обанай складывал всё на полку
— Да, я жду тебя — Мицури ушла в комнату, потихоньку топая маленькими шагами, что вызывало умиление и улыбку у Игуро, и поспешив закончить на кухне, он так же пришел в комнату.
Теплый полумрак в комнате исчез сразу после того, как фонарь у изголовья футона был погашен. Мицури устроилась в объятиях Обаная и быстро уснула, сладко сопя ему в грудь, а он всё не мог заснуть, словно чувствовал что-то нехорошее, но сон предательски заставлял сомкнуть глаза. Он не сдавался, лишь поглаживал мягкие волосы Мицури, убирая с её лица выбившиеся пряди волос. Но пролежав так около полутора часа, он всё же поддался сну, убедившись, что всё в порядке.
***
Шум хрустящего снега в саду заставил Мицури проснуться. Невольно прислушиваясь к тишине, она настороженно свела тонкие бровки к переносице, не закрывая глаза. Ветер утих, и на улице была тишина, лишь падающий снег оставлял глухой отдаленный шум. Некие «шаги» прекратились, но странный осадок не уходил, так что бережно убрав руки Игуро, Мицури сначала села, а потом осторожно встала, направляясь к раздвижным дверям, что вели прямиком на веранду. И приоткрыв их, по телу пробежала волна мурашек, вызванных морозным воздухом на улице. Было всё ещё тихо, неведомым образом странные звуки прекратились, а в саду не было следов или остатков передвижения кого-то постороннего, лишь ровный искристый снег, что блестел в лунном свету.
Вернувшись и надев теплое хаори, а затем шагнув на веранду, Мицури закрыла за собой сёдзи, чтобы холодный воздух не проникал в комнату. Окидывая взглядом такой знакомый сад, она ступила на заснеженную тропинку. Рассвет близко, горизонт заполнился розоватыми и оранжевыми оттенками восходящего солнца, предвещая солнечный день, но очень холодный. Посильнее запахнув на себе теплое хаори, Мицури ходила меж деревьев в саду, вдыхая ледянящий воздух, но не обращала на это внимания, остановившись у одной сакуры. Под ней было место, где снег оказался разбросан в стороны, и птичьи следы, словно птичка искала хворост или что-нибудь ещё. Девушка поняла, тот странный звук шёл отсюда, и дорожка с отпечатками маленьких когтистых лапок на снегу тянулась далеко вглубь сада. То ли из любопытства, то ли просто из желания пройтись по саду, но что-то заставило Мицури шагать вдоль этих следов, оставленных неведомой птицей. Эта тропа вряд-ли куда-то приведёт, в любой момент дорожка оборвется — птица улетела.
Но она всё не заканчивалась, словно в конце есть что-то важное, а рассвет всё больше освещал безоблачное небо. Понемногу солнце выплывало из-за горизонта, но было всё ещё очень холодно, и первый хрип в дыхании дал понять, что лучше вернуться. Но интерес был куда сильнее этих предосторожностей, и прокашляв хрипоту, Мицури шла дальше. Идти пришлось ещё недолго, дорожка, наконец, закончилась — привела к маленькой норе… Птицы ведь не живут в норах на земле, кто это тогда?
Медленно присев к снежному бугорку, под которым виднелось сено и ветки, а меж ними маленький проход — своеобразные дверки в домик птицы, Мицури опустилась на колени, с интересом осматривая эту птичью постройку. Внутри что-то зашевелилось, когда она поднесла руку ближе, и в этот момент сразу одернула. Быть может, птица ранена и не может летать?
Осторожно осматривая вырытую ямку, Мицури увидела птенца. Не ясно, что это была за птичка, но понятно сразу — ей нужна помощь. Птицы никогда не делают гнезда на земле, видимо нет возможности подняться выше…
Бережно расправив в стороны сено и перья, что были выстелены для тепла, Мицури достала из хаори платок и завернула в него птичку. Голыми руками птиц трогать нельзя, иначе их мама перестанет кормить. Птенец был уже достаточно большой, но оставить Мицу его не смогла бы, уж очень высока вероятность что он умрет здесь
— Вот так вот, хорошо… Пойдем, я тебя не обижу! — держа в левой руке свёрток с пищащим от страха птенцом, Мицури опёрлась о дерево, чтобы встать
Услышав позади шаги, она поспешила обернуться, и её взгляд встретился с глазами Игуро, что смотрели так серьезно и требовательно:
— Мицури, я просил тебя… — увидев в руке жены свёрток, он тут же стал мягче. Он и не собирался ругать её, но был очень взволнован — Что это?!
— Птенчик… — виновато заглядывая в его глаза, Мицури выглядела как провинившаяся девочка — Прости, я же не смогла бы его оставить…
Обанай вздохнул, накинув ей на плечи теплый плед. Мицури от холода уже подрагивала, и это было заметно: голос снова стал хриплым, что Обаная не на шутку пугало: