На заднем сидении развалился курчавый мужик в расстегнутой алой рубахе. Лицо его под стать одежде раскраснелось, взгляд замутился головной болью и невесёлыми мыслями. Несмотря на прозвище, были у Бритоуса и длинные висячие усы, и многодневная щетина.
– Хоть бы побрился, – уселась Берегиня напротив него и злобно хлопнула дверцей.
– Меня твой Пёс из кровати выдернул, времени одеться не дал, не то что побриться, – пробубнил Бритоус опухшими губами. Мутный взгляд покосился на усевшегося рядом Берислава. Возле Берегини аккуратно устроилась Изяслава, шофёр медленно тронул машину вперед. Кабриолет покатился из ворот белокаменного Китежского кремля, а Ксения продолжила распекать своего Отче-советника.
– Тебя не разбудишь, так ты всю жизнь пьёшь или спишь – не ворочаешься, – шипела она. – Почему не явился на последнее вече?
Бритоус хмуро отмалчивался.
– Пьешь, зараза, дела ждать не станут! – щелкнула Берегиня пальцами у него перед носом. – Знал бы, как не люблю я гуляк!
– Знаю я всё про дела, из рук ничего не ушло.
– Да что же ты знаешь?
– В Таврите голодные бунты. Зимой не хватило припасов, вымерзло пять семей. В детинце потери, дружинников местные на вилы подняли, да топорами побили. А его быки в ответ догадались по мирным людям стрелять, – кивнул Бритоус на Берислава.
Берегиня бросила косой взгляд на воеводу.
– Какие же они, к упырям, «мирные», если топорами дружинников рубят? Я бунтовщиков на место поставил, теперь тихо в Таврите. И будет тихо – слово даю.
– Ох, негодяи! О таком мне надо в первую очередь докладывать! Отмолчаться хотели, думали, не узнаю! – всё больше заводилась Владычица. Хорошее настроение как рукой смело. – Ван с крестианцами Тавриту пожёг, за это скотоводы на Китеж злы и меня ненавидит, хотя я им одно добро делаю: мзду понизила, полков из Тавриты не набираю, разрешила кумир Велеса в два человеческих роста на капи поставить, защитника быков и достатка.
– Кумир-то есть, но достатка всё нет, – подметил отче-советник. – Я всегда говорил: надо показать Тавритам, что ты не такая как Ван. Не ты дома их пожгла восемнадцать Зим назад. А лучше вали всё на крестианцев! Это их воевода велел стойла с быками из пушек расстреливать, чтобы Вана из каменных складов выманить, вот почему скотоводы теперь и голодают. За всё мирное время поголовье так и не выправилось. Беднота в Таврите и голодно, Матушка. Даже ясаки в бунтовщиках ходят. Не силой и кровью тавритов надо усмирять, а подачками.
– Сколько же можно кормить недовольных? – выдохнула Богиня и прижала ладонь к венцу, колты едва качнулись.
– Пока не будут уважать тебя, как все остальные. В Аруче без твоего имени сеять не начинают, в Чуди боятся на охоту выйти, а к Дому наоборот надо помягче, да с уважением. Они же там все полудурочные. Говорить Домовым, мол, они славные люди, так в ответ тебе до ушей улыбаются...
Теперь Берислав злобно зыркнул на Бритоуса, ведь сам был из наследников Славомира и бывшим голбешником.
– Ты про Кроду забыл, – прервала советника Ксения. – Они окольничего моего не хотят ставить, грозят угля лишить, и за моей спиной с крестианцами торгуют за золото в убыток Китежу. Этого я Нерву и Темноврату никогда не забуду!
– Не забудем, Матушка! – подтвердил Берислав. – Скажи только, я по их шахтам так вмажу, сами будут рады с углём на закорках к тебе прикарячиться!
– Тебе чего, в Бейлике башку ударили, или после магометан рубить больше некого? – фыркнул отче-советник. – Как в Кроду с дружиной придёшь, так до самой Зимы там и встанешь. Окудники спустятся в шахты, и хрен ты их выкуришь, и угля никому не видать в Поднебесье. У колдунов на такой случай тоже всякой гадости припасено. Кроду мы выморим, но воевать в шахтах – не один год.
– Тогда обождём, – раздражённо махнула Ксения. – Но, знайте: Кродов я на место поставлю! Не уймутся, дальше будут с крестианцами воду мутить, вытрясем все их шахты, мужиков перебьём, баб и детей по другим общинам расселим. Пусть их Тепло остынет, пусть не будет у них больше угля, зато в том краю мир наконец-то настанет!
– Негоже людей Родных так жестоко осаживать, – несмело возразила ей Изяслава. – Перед Родом стыдно, перед Матерью-Макошью и прочими Славными Предками бесславно. Люди в Кроде мало имеют, пожалей ты их, Берегинюшка, земля пожаром отравлена, не родит. Китеж отстроился в Поднебесье, а в других городах всё не так. Люди наши по-прежнему крохи считают, на Озёрный Город смотрят, как сироты на родителя. Вырежешь Кроду, и в других общинах смуты начнутся.
– Верно говоришь, жрица, – кивнул Бритоус. – Не гневи Богов, что ли, Ксения, и уладь дело миром.