Она вздрогнула, ощутив прикосновение руки.
Мальчик потянул ее вниз, к себе.
— Он.., он здесь… — В голосе его звучал страх.
Он крепче вцепился в Тирту, держал ее с силой отчаяния, прижал к стене со следами огня. Если он ;снова уйдет в себя… Ужас в нем нарастал и испугал Тирту. Своим прикосновением он передавал ей свой страх. Она попыталась закрыть свой мозг, заглушить страх и помочь мальчику силой духа и уверенностью.
Каким-то образом их тревога передалась сокольничему, может, через посредство птицы на плече, потому что он встал между ними. Тусклый свет рукояти упал на девушку и мальчика, шар пульсировал — это и предупреждение, и защита от Тьмы.
Алон невольно задрожал, и эта дрожь передалась Тирте. Она видела его лицо, смутное пятно, повернутое к ней. Потом свет пронесся над ними. Мальчик .закрыл глаза, рот его был искажен, словно в безмолвном крике. Однако когда свет рукояти упал на него, выражение крайнего ужаса смягчилось, и Тирта тоже ощутила поднимающееся в теле тепло.
Но у врагов, окопавшихся в доме Ястреба, не одно оружие, и, может быть, самое опасное из того, что у них есть, нельзя ни увидеть, ни услышать. А те, кто вошел в крепость, должны действовать. Оставаться на месте значит подвергнуться нападению этого смертоносного оружия.
Если бы только она лучше подготовилась! Эти сны — теперь они кажутся ей обманчивыми. От них никакой помощи. Должен существовать путь через разрушенную крепость, но она может только бродить вслепую и надеяться на удачу.
Нет! То коварное зло, которое подействовало на Алона страхом, за нее принялось по-другому. А сокольничий? Что оно применит против него? В Тирте росла уверенность, что существо, окопавшееся здесь вместе со своими слугами, должно использовать против них самые хитрые средства, что оно не хочет физического нападения. Почему? Меч — да, возможно, именно из-за оружия Силы, которое окутало их призрачным светом. Может быть, благодаря этому клинку, который сам пришел к сокольничему в руки, он из всех троих вооружен лучше всего.
Девушка услышала шорох крыльев и сознательно приблизилась к мужчине, коснулась его плечом.
— Я должна добраться до главного зала, — сказала она тихим шепотом. — Только оттуда я знаю дорогу.
Он ответил не сразу, но и не отодвинулся от нее.
Как она пыталась успокоить Алона, так он успокаивал ее. И на этот раз она не испытала гнева и возмущения. Они трое едины в своей цели и должны до конца рассчитывать друг на друга.
Снова шорох перьев. Тирта в этом слабом свете видела, что сокол расправляет крылья, наклоняет голову, вытягивает вперед шею, но не к лестнице, от которой они отошли, а в сторону другого конца коридора. Сокольничий повернулся в том направлении, держа меч в когте, потому что быстрым движением извлек игольное ружье, и, как обычно, пошел впереди. Он шел осторожной походкой разведчика, и Тирта, ведя с собой Алона, пыталась ему подражать. Свет рукояти, казалось, оказывает на мальчика успокаивающее воздействие; тот хоть и продолжал цепляться за пояс Тирты, но открыл глаза и рядом с ней шел вслед за мужчиной.
Они оказались у остатков другой лестницы. Центр ее из камня, но отделка была деревянной. Она и панели на стенах — все это сгорело. Спуск здесь будет опасным. Но лампы внизу нет, крыша высоко над головами: они, должно быть, находятся в верхних помещениях башни.
Сокол поднялся в свободное пространство, в котором они ничего не видели. Сокольничий начал спуск — по одной ступени за раз; его голова в шлеме медленно поворачивалась, как будто он прислушивался, потому что плохо видит. Свет, испускаемый мечом, не усиливался. Странно, но когда Тирта и Алон начали спускаться вслед за сокольничим, держась в двух ступеньках от него, мальчик, казалось, полностью освободился от страха. На его маленьком лице глаза казались больше обычного, как будто он всматривался во мрак.
И вот они оказались в обширном пространстве у подножия разрушенной лестницы. Впервые Тирте показалось, что она узнает место. Она повернула налево, ведя с собой Алона, сокольничий пошел рядом с ней.
В темноте, освещенной только слабым сиянием меча, она догадалась, что находится перед ней, как будто снова попала в сон.
Это главный зал. В Тирте нарастало возбуждение, которое не мог преодолеть страх. Она добралась уже так далеко, и потребность, ведущая ее, усилилась, овладела ею полностью. Она не кралась, а уверенно шла вперед.
Помост с креслами-тронами на месте. Но она их не видит; несомненно, их поглотил огонь или разрубили на части те, кто захватил крепость. Теперь нужно повернуть сюда, за ширму.
Она была так уверена, что встретит сейчас ширму, что протянула руку, чтобы коснуться ее. Но рука наткнулась на стену. Сокольничий, предвидя ее просьбу, поднял меч и повернул рукоятью вперед. Она уверена, что то, что она ищет, находится за стеной. Она почти грубо разжала руку Алона, подбежала к стене, провела по ней рукой. Пальцы ее оставили следы в пыли и грязи, но на этот раз ей не повезло. Никакой ручки она не обнаружила и не может открыть дверь, как ту, что ведет в водосток.
Оно находится там! Тирта это знает. Она пыталась справиться со своим нетерпением. Закрыла глаза: то, что она делает, может быть очень опасно, но она должна теперь припомнить все подробности своего видения, повелевать им, как раньше оно повелевало ею. Только так сможет она попасть к сокровищу и взять его в руки.
Главный зал — она постепенно вспоминала его, извлекала из пустоты и развалин. Вот так сидел лорд, вот так его леди, между ними двумя на столе стоял ларец. Потом прозвучал сигнал тревоги. Чем больше Тирта напрягалась, тем отчетливей становилась картина. Теперь она видит и остальных, кого во сне не могла разглядеть, видит их волнение, страх и возбуждение, их решимость, ужас и прежде всего храбрость, которая горит, как яркий факел в ужасной тьме.
Леди… Тирта этого не сознает, но держит руки высоко у груди, прижимает невидимое к сердцу. За резной ширмой — теперь за стеной — другая стена из крашеного дерева, со сложным рисунком, позолоченная.
Теперь ее нет. Но не так важна стена. Тирта не поднимает руку к ее поверхности. Напротив, приближается на цыпочках в своей изношенной обуви, прочно ставит ноги на пол, выложенный множеством мелких цветных камешков, образующих сложные прямоугольные узоры.
Инстинктом она ищет один из этих камешков, чуть больше остальных, и твердо наступает на него, перенося весь свой вес на его поверхность.
Она почувствовала сопротивление. Попробовала еще раз, ее подгоняла необходимость торопиться. Один, два, три раза. Теперь, когда она так близко, ей не могут помешать пройти!
Стена сдвинулась. Со скрипом, словно металл трется о ржавый, давно не тронутый металл, открылся проход. И из него показался свет, синий, слабый, но все-таки свет!
Тирта бросилась вперед. Когда дверь открылась, видение исчезло. Но девушка продолжала призывать его себе на помощь. Это тайное место, и перед ней должно находиться то, что она должна сберегать. Это сокровище хранили ее предки, и обет очень древний.
Вот и маленькое помещение. Здесь сказалось действие времени, но люди, разрушившие крепость, сюда не добрались. На стенах гобелены. Когда открылась дверь и впустила свежий воздух, гобелены зашевелились, стали распадаться, от них отлетали кусочки тонкой ткани, как мертвые осенние листья. То, за чем она пришла, на месте, где его и оставили, — на узком каменном столе, выступающем из стены. Стол — часть этой стены. Крышка его покрыта глубоко врезанными символами; когда-то они были ярко раскрашены, но теперь потускнели и запылились. Это слова Силы, такие древние, что ни один из тех, кто здесь служил, не мог уже понять их. Тирта, глядя на них, поняла, что это Имена. Если их произнести, они способны уничтожить стены вокруг, может, даже изменить ход времен.