— А потом он попал под машину, — просто сказала Лика. — Вышел за хлебом — у нас в связи с ЧП бесплатную раздачу организовали. Вышел — и не вернулся. А мне домком пришел выразить соболезнования — и взяли, тихо, незаметно.
Сергей стукнул кулаком по подлокотнику кресла:
— Это они умеют — незаметно. Всегда все спецслужбы умели, и эти — неплохо учатся. Извините меня, Лика?
— За что?
Он пожал плечами. Протянул руку к гитаре.
Проснулась Лика от солнца. И первое, что увидела, была мокрая лежащая в ногах охапка сирени. И глаза Сергея над собой.
— П-почему вы… не уехали? — она недоуменно потерла пальцами лоб.
— Разве это важно? — бросил он через плечо, отойдя к окну и упираясь ладонями в подоконник. — Не мог.
Или не захотел.
— Они поймут, — ответил он на незаданный вопрос. — Поймут. Раньше я ненавидел и убивал. И не хотел думать, что можно — иначе.
Сказал удивительным, пьяным от нежности голосом:
— Я готов любить весь мир. Потому что есть вы.
Лика отодвинулась к стене. Это было глупо — ради мертвого предавать живого. Но она ничего не могла с собой поделать.
Свержин все понял по ее лицу. Поцеловал руку и молча вышел.
Сергей лежал один в темноте овощного бункера, чувствуя, как в висках пульсирует кровь, и бинты на ране делаются липкими и тяжелыми. В отдушине под крышей он не мог разглядеть, но знал, что багряно-золотистая лодка месяца баюкает в ночном небе над лесом влажную звезду, и что звезда эта и все остальные майские звезды похожи на яблоневые цветы. В бункере пахло плесенью и этими цветами.
Дверь скрипнула. Сергей знал, кто пришел.
— Это я, — сквозь темноту Лика добралась до нар и присела на краешек. Здесь было чуть светлее, в отдушине стены плавало голубое.
Сергей нашел руку Лики:
— Теплая… Я… знал… что придешь…
Они помолчали. И голос Сергея дрогнул, когда он спросил:
— А если… бы… меня не ранили? Ты… бы пришла?..
Лика кивнула. Испугалась, что в темноте он этого не заметит, и почти крикнула: «Да!»
— Мне кажется иногда, что все решили за нас, и я ничего не могу с этим поделать. Всю жизнь я буду помнить Юрия и всю жизнь бояться, что он меня осудит… но…
Сергей удержал ее руку, чувствуя, как дрожит эта рука, и тело Лики сотрясается от рыданий.
— Н-не надо… любовь моя…
Он сбился, замолчал, пробуя втянуть воздух, и пальцы Лики успокаивались в его ладони.
— Подвиньтесь, — произнесла она беспомощно, — я лягу. У меня очень болит спина.