Выбрать главу
Говорят, в былые годы Два могучих древних рода Друг на друга шли войной — Тесен им аул родной.
Род пред родом громко хвастал: — Мы заткнем за пояс вас-то! Первый род: «Мы всех сильней!» Род другой: «А мы — древней!»
И случилось же такое, Что в одну влюбились двое, Два противника — в одну. Два врага — в одном плену.
И, как водится в Хунзахе: Оба, пышный мех папахи Нахлобучив до бровей, В бой торопятся скорей!
Видно, посчитав от дури: Если, мол, в овечьей шкуре У джигитов голова — Сам джигит сильнее льва.
Тот кричит: «Моя невеста!» А другой: «Ты здесь не вейся, Я давно ее жених!» Прочь сбежать бы от двоих!
Тот платок срывает пестрый, А соперник саблей острой Полкосы у милой — хвать! «Не хочу, мол, уступать!»
Бурку мигом разостлали. Кровь бежит по синей стали. Сабли блещут, бой кипит — Пал один. Другой убит.
Все забыли о невесте, Помнят лишь о кровной мести. Стоны. Выстрелы. Резня — На родню идет родня.
И в одном роду все жены В черной ткани похоронной. Кто изранен, кто убит, Плачут девушки навзрыд.
А в другом роду иное. Не вздыхая и не ноя, Порешили жены там Слез не лить — назло врагам!
— Не наденем черной ткани! Ни стенаний, ни рыданий Не услышит враг от нас! Вместо плача — только пляс!
Только смех, веселье, пенье. Храбрецов не станет мене, Сколько их не режь, не бей! Жены сели на коней.
Смотрят весело и дерзко. Туго стянута черкеска, Под папахой — змеи кос. Здесь не льют и в горе слез.
Здесь ни жалобы, ни стона. Волей крепкой, непреклонной Эти женщины сильны, И отважны их сыны.
— Ну, вспомнил предание старое это? Постиг, почему не сменила я цвета? Сказал твой отец, и послушалась мать, — Мол, траур не время сейчас надевать.
Отец говорил ей: «Сдержи свою жалость!» Ушел на войну он. А мама осталась, На крыше стоит над сплетеньем дорог, Дрожа на ветру, точно слабый росток.
Но силы находит росток понемногу. Стал деревцем он. Осеняет дорогу, Сияет на тоненькой веточке плод, Светает. Желанное утро грядет.

4

Как сок из вишни, брызнул свет зари, И мир открылся, как глаза у лани. Вершины гор, насечки, газыри — Все засверкало радугами граней.
Казалось, мир вдохнул волну тепла Весны великой, небывало дружной. И вновь улыбка матери светла, И горе в сердце подавлять не нужно.
Ручей-скакун бежит во весь опор, Ломая вскачь ущелья сон глубокий. Ручьи струятся по морщинам гор, Сливаются в могучие потоки…
Конец войне, спешит домой солдат. И мама дождалась желанной встречи. Увидев нас, воскликнул:                                   «Я богат!» Всех четырех нас посадил на плечи.
— Вокруг меня вершины наших гор. И на плечах — на каждом по два сына! Как кубачинцев золотой узор, Отец и дети слиты воедино.
Отец, склонясь над очагом родным, Взял уголек для самокрутки:                                          — Дорог Домашний этот, добрый этот дым! Пусть никогда здесь не клубится порох!
В ворота ввел он белого коня: — Конь белогривый! Вместе со стихами Стань перед нею, голову склоня. — И конь послушно поклонился маме.
Наструнившись средь нашего двора, Стоит скакун и не пошевелится. И шаль порхает, празднично-пестра, Над белой гривой, словно чудо-птица.
Белеет конь, закончив трудный бег. Над белою вершиной вьется знамя. И, словно шапки, кинутые вверх, Взлетает к небу белый дым клоками.
И в нашем доме, где звучат стихи, Кинжал на стенке отдыхает старый. И гнездышко высоко у стрехи Вьет ласточек щебечущая пара.