Все, кто был в этот момент в помещении, вплоть до часового, окружили стол, заахали, пораженные сказочным зрелищем: они, как и я, впервые видели золото в таком обилии…
Лейтенант Тропинин заглянул через головы бойцов в чемодан и произнес со сдержанной иронией:
— Как это вам, гражданин, удалось собрать такой ворох добра? С виду вы не похожи на Остапа Бендера. До чего ж обманчива внешность!
Маленький человечек презрительным взглядом окинул чемодан с золотом.
— Да, здесь более ценные вещи, чем те проволочки для очков. Тоже мне богатство — оправа для очков! Польстились! Но при чем тут я? Я и сам впервые вижу столько всего в одном паршивом чемодане. Идиоты! Не могли рассовать по частям. По карманам. — Он подергал меня за рукав. — Ну не идиоты, а?..
— Идиоты, — согласился я.
В двух остальных чемоданах были упакованы малахитовые плитки, отрезы парчи, шелка и черно-бурые лисы. Отрезы были переложены бумажными американскими долларами.
— Ну не идиоты? — сокрушался старик искренне. — Положили доллары в чемодан, как старые газеты. Как будто нельзя было сунуть в карман или спрятать в бюстгальтер!..
— А говорили, что вы не агент, — сказал я, оглядев задержанного. — Кто же вы после этого? Стране не хватает средств на производство танков, самолетов для армии, а вы пытались скрыться с таким богатством. Выходит, вы — хотите или не хотите — помогаете фашистам захватить Москву.
Старик возмущенно взмахнул руками.
— Послушайте, товарищи, что он говорит, какие смешные слова! Это я, старый рабочий человек, сильно обожаю Гитлера и его фашистскую свору! Я ему помогаю!.. — Он опять подергал меня за рукав и понизил голос: — Когда вы будете составлять ваши бумаги, не забудьте записать, что я от всего этого отказываюсь. Это не мое.
— Во двор, — распорядился Тропинин, и Чертыханов, как старый приятель, учтиво обернулся к старику:
— Идемте, папаша, провожу. Лично никогда еще не встречал такого богатого человека.
— Бывшего богатого, — с грустной улыбкой поправил его старик.
Привели крикливую женщину в телогрейке и в сапогах, здоровую и краснощекую, с двумя свиными окороками под мышками. Она визгливо кричала, надвигаясь на бойца и топая ногами, грозила. Тропинин отправил ее во двор.
Я написал донесение о первых шагах нашей деятельности, об отобранном золоте и драгоценностях и со связным мотоциклистом послал майору Самарину. Не прошло и часа, как к нашему штабу подкатила легковая машина. Из нее вместе с Самариным вышли двое военных и один гражданский. Они осмотрели ценности, опечатали чемоданы и, поблагодарив меня, точно это был мой подарок, за ценный и своевременный вклад в государственную казну, уехали.
— Помощь нужна? — спросил майор Самарин перед уходом.
— Пока справляемся.
Вернулся с обхода комиссар Браслетов. Он привел с собой двух субъектов с одичалыми глазами. Один из них оказался директором хлебопекарни; он, составив себе командировку, пытался бежать, нагрузив автомашину продовольствием и ценными вещами. Второй — кассир с завода; этот, получив в банке деньги для выдачи зарплаты рабочим, присвоил их себе и намеревался скрыться.
— У меня все документы в порядке! Вот они! — Директор, человек лет сорока, в пальто с каракулевым воротником, в светло-желтых полуботинках и новеньких калошах, рыхлый, с одутловатым лицом, возмущался и кричал, багровея от натуги:
— Пропуск на машину есть! Что вам еще нужно? Это самоуправство!
— Документы у вас в порядке, это верно, — сказал Браслетов. — И пропуск есть. А совесть партийная ваша не в порядке. Документы останутся у нас, мы проверим, кто разрешил вам бросить производство в такой момент. А машину вашу и продовольствие используем для нужд армии. Проведите бывшего директора хлебопекарни туда, где ему и положено быть. — Директора увели во двор. — А вы, — обратился Браслетов к кассиру, высокому, с длинной верблюжьей шеей и выступающим на ней кадыком человеку, — вы пойдете на завод — вас отведут туда под конвоем — и, как положено, выдадите рабочим зарплату.