Ковалев. Да, слышу! Слышу! Но ты пойми, пойми, Даша, я хочу знать! Кто мне ответит: обломок я или нет? Кто ответит?
Ковалева. Ты сам можешь ответить! Сам, понимаешь, сам?! Но ты еще должен думать о дочери. Не только о себе.
Ковалев (тяжело) . Я думаю. Думаю. И я отвечу! Отвечу. Сам отвечу!
Шабанов (входя) . Лег спать — не спится. Крутится фотография перед глазами.
Ковалева. Какая еще фотография?
Корниенко (входя) . Даша, иди к Ирине.
Ковалева и Корниенко уходят.
Шабанов. Что тут у вас?
Ковалев. Семейный разговор.
Шабанов. И вспомнил... Мы ж у того... Фридриха выкрали фотографию. Василий Гречка с Донбасса. Для расчета, на всякий случай. Напишу. Пусть пришлет срочно.
Ковалев (раздраженно) . Какую фотографию?!
Шабанов. Ну, того, Голлера, предателя. Хочу написать в Донбасс. Как считаешь?
Ковалев. Да пиши, если хочешь!
Шабанов, Крутится перед глазами. А вдруг он? Понимаешь, вдруг он? А ты с его отцом за картишками время проводишь? Партнера нашел себе? В дом пустил?
Ковалев (возмущенно) . Кого это я в дом пустил? Что ты мелешь? Ты ж еще и знать ничего не знаешь! Взглянул, померещилось — и уже выводы готовы?!
Шабанов. Ничего мне не померещилось! Вот напишу! Вот проверю!
Ковалев (кричит) . Да пиши! Проверяй! Пиши! Кто тебе мешает?! Пиши!
Шабанов. А ты думаешь, так оставлю?! Напишу! Я это дело распутаю!
Ковалев. Пиши! Пиши! Распутывай! Что ты от меня хочешь?! Пиши! (Уходит.)
Шабанов остается один.
Действие второе
Прошло пять дней. Та же комната. Ковалев пишет, нервно затягиваясь сигаретой. Останавливается, сбрасывает пепел. Подходит к окну. Возвращается к столу. Пишет. Неслышно появляется Корниенко.
Корниенко (тихо) . Прошелся бы, Павел. Погода какая... совсем тепло.
Ковалев. Успею.
Корниенко. И куришь все.
Ковалев. Окно открыто.
Корниенко. На окно никотин не влияет.
Ковалев. Дашины функции на себя берешь?
Корниенко. Беру.
Ковалев. Мысль перебила.
Корниенко. Если мысль имеется, перебить ее невозможно.
Ковалев. Когда у человека склероз — весьма легкое дело.
Корниенко. При склерозе люди бросают курить.
Ковалев. Бросаю. (Давит сигарету в пепельнице.)
Корниенко. Что ты все пишешь?
Ковалев (отрываясь от стола, полушутя) . Мемуары... Литератором хочу заделаться. Когда был секретарем, получил одно письмишко. «Уважаемый товарищ Ковалев, поскольку я достиг пенсионного возраста и у меня оказалось много свободного времени, решил заняться литературным творчеством. Прикрепите ко мне литератора, я буду давать ему мысли, а он — художественно оформлять. Гонорар согласен делить пополам». Вот и я решил...
Корниенко. Без литератора?
Ковалев. Литераторы сами на мемуары перешли.
Корниенко. И ты по их пути?
Ковалев. У меня встреч со знаменитыми людьми не так много было... Я все больше о себе. А то помрешь — люди н знать не будут, кому похоронный марш играют.
Корниенко. Что ты похоронными мотивами занялся?
Ковалев. К слову, моя прекрасная свояченица.
Корниенко. И не стыдно?
Ковалев. Сгорел бы от стыда, да горючего материала мало.
Корниенко (возмущенно) . Иди подыши. На людей посмотри.
Ковалев. Дышу полной грудью. (Тянется к сигарете.)
Корниенко (строго) . Павел!
Ковалев. Повисли вы на мне! (Кладет сигарету.)
Телефонный звонок.
(Снимает трубку, слушает. Передает трубку Корниенко.) Тебя.
Корниенко. Слушаю. (Посуровев.) Что надо?.. Нет, бессмысленно. Никогда в жизни. (Слушает.) Я же знаю, на что тебе!.. Хорошо. Пришлю... Нет, только по почте. Никаких встреч!.. Да, переводом. (Вешает трубку, мгновение стоит молча.)
Ковалев. С кем так сурово?
Корниенко. С прошлым.
Ковалев. Денег просил?
Корниенко. Да.
Ковалев. Все равно пропьет.
Корниенко. Последний раз.