Голль. Неужели нельзя иметь своего мнения?
Ковалев. Имейте! Сколько угодно! Но не навязывайте его другим!
Голль. Теперь мальчику приходится расплачиваться!
Ковалев. Расплачиваться?! С ним же ничего не сделали.
Голль (лихорадочно) . Вы такой авторитетный человек. С вашим словом посчитаются... Заступитесь за мальчика.
Ковалев. Как же я могу заступиться?
Голль. Позвоните... А еще лучше — съездите в институт. Поговорите. Пусть не портят ему биографию. Мальчику всего двадцать два года.
Ковалев. А вы убеждены, что ваш мальчик примет заступничество?
Голль. Мы ему ничего не скажем. Вы только сделайте. Один сын! Помогите.
Ковалев. Защищать сына надо в самом сыне! И это дело родителей!
Голль. Я говорил: «Молчи. Не лезь на трибуну». Нет, вышел! «Теперь не сажают!» Один погиб. Теперь другой...
Ковалев (не сдержавшись) . Да кому он нужен, ваш сын?! Кому?
Голль (странно) . О-о! Вы глубоко заблуждаетесь. Он нужен! И не одному мне! Неужели вы не замечаете?
Ковалев. А что я должен замечать?
Голль (с вызовом) . Он нужен Ирине! Да-да, Ирине! И вы от этого не отмахнетесь!
Ковалев. Это их частное дело.
Голль. О, совсем нет! И наше с вами! И я хочу, чтобы они были счастливы. Хочу видеть хотя бы одного сына живым и счастливым! От этого нельзя отмахнуться! Мы живем с вами в обществе, где грани стерты. И мы с вами — вы и я — члены этого общества! Разве не так? Почему вы молчите? Вы не согласны?
Ковалев. То, что грани стерты, вы хорошо усвоили. А то, что вы, отец, несете ответственность за сына, вы усвоили? Каким он войдет в наше общество? Вы думали об этом? А пути, которые вы мне предлагаете? Разве это современные пути?
Голль. Найдите другие, но спасите мне сына!
Звонок. Корниенко идет открывать дверь. В комнате появляется Шабанов. Корниенко возвращается с письмом.
Корниенко (Шабанову) . Тебе. (Уходит.)
Шабанов (взглянув на конверт) . О-о! Донбасс отвечает. День добрый, Федор Федорович.
Голль (рассеянно) . Здравствуйте, здравствуйте. Как вы меня встревожили, назвав какого-то Фридриха! Я смотрел на фотографию. Неужели мой мальчик мог быть предателем?
Шабанов. Мальчики бывают разные.
Голль. Но мой не мог быть! Взгляните еще раз! Успокойте старого человека. (Достает фотографию.)
Шабанов. Маленькая карточка.
Ковалев (Голлю) . Зачем терзаете себя?! Столько лет прошло...
Голль (Шабанову) . Умоляю... Я оставлю вам фотографию. Помогите снять камень с души. Люди должны помогать друг другу. Должны!
Шабанов (беря фотографию) . Если б я мог разрешить сомнения!
Голль (Шабанову) . Тронут вашей добротой. Весьма тронут. (Ковалеву.) До свиданья, Павел Степанович. До свиданья. Но мы еще увидимся. Мы очень скоро увидимся. (Уходит.)
Шабанов (смотря на фотографию) . Он или не он? (Разрывает конверт. Сличает.) Маленькая. Ошибиться можно.
Ковалев (горячо) . А если и правда — сын? Что ж, ты ему говорить будешь? Пусть лучше живет не зная.
Шабанов (страстно) . Спина моя хочет знать! Спина. Не был ты, Павел, в моей шкуре. Не знаешь, когда человек человека сапогами по лицу да по ребрам бьет.
Входят Наталка и Корниенко.
Когда бьют тебя кулаком в кожаной перчатке, чтобы кровью твоей свою фашистскую длань не запачкать!
Наталка (испуганно) . Боря, что ты?
Шабанов. Когда идешь, а вокруг дома чужие... И люди чужие. На тебя как на собаку смотрят. А тебе все огни свои видятся. Березы весной... Глаза материнские... Не знаешь ты, Павел, не был по ту сторону. А мы хлебнули — до сих пор во рту солоно...
Наталка (тревожно) . Что ты, Боренька? Что с тобой?
Шабанов (смотря на фотографии) . Фридриха Голлера помнишь?
Наталка. О-о!
Шабанов. Забыть невозможно. (Корниенко.) Фонаря у вас волшебного нет?
Корниенко. Был где-то у Ирины неисправный.
Шабанов. Исправим. Понадобится фонарик. (Быстро уходит, за ним — Наталка и Корниенко.)
Входит Ирина. Увидев задумавшегося отца, старается незаметно проскользнуть в свою комнату.