Ковалев (неопределенно) . История есть история.
Голль. У истории, Павел Степанович, бывали и темные страницы. Закон есть закон... Не ответ.
Ковалев. А вы бы хотели, чтобы колесо остановилось?
Голль. Такой гигантской задачи перед собой я не ставлю. Не по силам. Но хочу, чтобы вышеназванное колесо не давило людей.
Ковалев. Кто же будет с этим спорить?
Голль. А вы, генерал?
Тепляшин. Вернемся к исходному рубежу. Генералы тоже воюют за убеждения. Воюют с теми, кто хочет это колесо пустить в сторону.
Голль. Успокойтесь. Я не собираюсь пускать его в сторону. Пусть катится. Но люди хотят жить!
Ковалева (входя, останавливается) . Так жить могут только мужчины! Михал Михалыч, вы-то врач! (Открывает окна.) А это что? (Берет пепельницу.) Павел!
Ковалев (виновато) . Я не курил. Есть свидетели. (Указывает на Барбарисова.)
Барбарисов. Нет свидетелей. (Ковалевой.) Двенадцать сигарет.
Ковалева (возмущенно) . Это не игрушки!
Ковалев. Я не затягиваюсь.
Барбарисов. В принципе мужчина должен дымить.
Ковалева (кладя перед мужем письмо) . От Родичева. И телеграмма от Бориса. Приезжает с Наталкой. (Беспокойно.) Но когда же? Что стоило сообщить номер поезда?
Барбарисов. Лишний гривенник.
Ковалева (Барбарисову) . Я на вас сердита.
Барбарисов. Пациенты делятся на две категории: одни в основном здоровы, но любят лечиться, другие больны, но не любят лечиться.
Ковалева. Гадай, когда они появятся. Ирина не звонила?
Ковалев. Нет.
Голль. Она вместе с Кириллом и Максимом.
Ковалева (Ковалеву) . Тринадцатой не будет! (Уходит с пепельницей.)
Ковалев (Барбарисову) . Ты предатель.
Барбарисов. Я могу обманывать всех, кроме Даши.
Ковалев (пробегая глазами телеграмму; Голлю) . Вот тоже судьба... Борис, Дашин брат. С первого курса ушел на фронт. В сорок первом под Смоленском контужен в танке. Без сознания попал в плен. Выжил. Фашистские лагеря. Работал в автомастерских. Познакомился с девчушкой с Украины. Бежали в Швейцарию. В поезде схватила полиция. Били их. Сильно били. Снова концлагеря. Потеряли друг друга...
Голль. Потеряли, но не навсегда.
Ковалев. Нашли... После войны. Американцы освободили Бориса, отправили в Швецию, в свой лагерь.
Голль. А сейчас?
Ковалев. В Харькове, начальник участка на машиностроительном заводе.
Голль (с нажимом) . Имел возможность учиться после всех лагерей?
Ковалев (неохотно) . С учебой вышло не очень складно.
Голль. Не принимали?
Ковалев. Заочный техникум закончил.
Голль. Попал под колесико. (Тепляшину.) Как вы считаете, генерал?
Корниенко (входя) . Здравствуйте, товарищи.
Барбарисов (поднимаясь) . Валентина Алексеевна, вас, как всегда, не хватает.
Корниенко. Ах, Михал Михалыч, вы все еще в строю?
Барбарисов. Старая гвардия не сдается.
Корниенко. Сдается, сдается.
Барбарисов. Если и сдается, то только перед вами.
Корниенко. Могу еще поверить генералу, но не врачу.
Барбарисов. Генералитет хранит гордое молчание.
Тепляшин. Генералитет еще не старая гвардия.
Барбарисов. Вы сегодня удивительно красивая...
Корниенко. А цветы?
Барбарисов. Тюльпаны, Валечка. (Уходит из комнаты.)
Ковалев. Сережа, медицина действует более решительно. (Корниенко.) Борис приезжает.
Корниенко (обрадованно) . Брат? Когда?
Ковалев. С Наталкой... Сегодня...
Барбарисов (входит, освобождая букет тюльпанов от бумаги) . Подвяли частично, но, если окунуть в воду, примут естественный вид. (Отдает цветы Корниенко.)
Ковалев. Знает, что тюльпаны любишь.
Барбарисов. Угадывать желания красивых женщин — мое призвание.
Корниенко. Сергей Васильевич, что же вы разрешаете себя обгонять?
Тепляшин. Не верьте терапевтам, — бывает, они подносят пилюли.
Корниенко. Пилюли подносят и терапевтам, но тюльпаны я все же люблю... (Барбарисову.) Держите цветы, идемте.