Да, совсем не так, как я об этом мечтала годы назад, но сейчас все было иначе в любом случае. Ребенок был, и Фролов говорил о том, что желает участвовать в его воспитании.
Я вышла из кабинета, где провела время совершенно попусту, и направилась к Максу. Хотелось все решить в более мягком ключе, чем это произошло у меня дома утром. Заверить его, что буду держать в курсе относительно беременности. Сама, лично. А потом станем думать о том, что делать, когда малыш родится.
Когда подошла к кабинету, не успела постучать после заверений секретаря, что босс на месте, когда мне навстречу, адски злой, буквально вылетел Фролов собственной персоной.
— Что-то случилось? — машинально спросила я, когда он вопросительно взглянул на меня.
Вид у Макса при этом был такой, что казалось, дай ему в руки пистолет, и он спустит курок, если ему под руку попадется тот, кого он хочет убить.
— У меня? — уточнил он.
— Да, у тебя. Все в порядке?
— Просто прекрасно. А у тебя?
— У меня тоже. Я хотела кое-что сказать.
Фролов сделал глубокий вдох и засунул руки в карманы брюк.
— Передай через секретаря. Ты ведь именно так собираешься общаться со мной в ближайшие полгода, насколько я помню.
И прежде, чем я сообразила, как ему ответить (и стоит ли это делать в принципе), удалился.
В целом, я получила то, к чему стремилась. Почему же сейчас, когда сидела и смотрела пустым взглядом в экран ноутбука, совсем не получалось заверить себя в том, что все идет как нужно? Гормоны, не иначе. Именно они играли со мной все эти злые шутки, когда меня бросало из крайности в крайность. Сначала хотелось пойти к Максу и высказать ему все, что я о нем думала, а через пять минут возникало желание сбежать с работы и уйти в этот чертов декрет раньше положенного срока!
И когда я в который раз убедила себя, что нужно просто отправиться домой, чтобы перестать нервничать, в кабинет безо всякого стука заглянул бывший муж собственной персоной.
— Я пришел извиниться, — глухо сказал он, войдя и встав напротив меня. Возвышался так, что мне казалось, будто все пространство кабинета занято только им. — Я не должен был тебе говорить таких вещей. Прости.
Я поджала губы, глядя на Макса и сдерживая ответ, рвущийся наружу.
— А я не должна была вмешиваться в то, что меня не касается, — все же пошла я на компромисс.
— Касается. Все, что касается меня, если ты этого захочешь, Ксю, может касаться и тебя.
Я внутренне задохнулась от того, как прозвучали его слова, но вовремя взяла себя в руки.
— Не могу сказать тебе того же. Но шла к тебе озвучить, что я не буду против твоего участия в жизни нашего ребенка, но сейчас мне нужен просто покой.
Фролов подался ко мне и оперся ладонями на стол. Его лицо оказалось близко к моему, и я инстинктивно отодвинулась.
— Кажется, именно об этом мы и говорили утром, — мягко сказал он.
— Тема была та же, а вот тон — другой.
Макс усмехнулся и распрямился.
— Хорошо, Ксю. Я тебя понял. И у тебя будет тот покой, которого ты совершенно заслуженно желаешь.
А потом он вышел, оставив меня одну с тем, чего я так хотела. Уверенностью в обретении спокойствия хотя бы на ближайшие несколько дней.
Впрочем, последующие события совсем скоро показали мне, что я рано надеялась на чудо.
Часть девятая. Ксения
— Так… давление мне твое не нравится. Не криминально, но…
Врач сняла с моего плеча тонометр и покачала головой. А мне вдруг стало очень страшно. Своими нервами я довела до вот этого всего — повышенное давление, что могло плохо сказаться на ребенке. Черт! В этот момент вновь проснулась злость на всю эту ситуацию, заложницей которой я стала.
— И чем мне это грозит? — тихо спросила я, пока врач заполняла карточку.
— Ничем, Фролова, не волнуйся. Но будем следить за тобой пристальнее. В целом же, все как и всегда — волнения исключить, питаться правильно. Соли поменьше, воды — по режиму. И отдыхай… Ребенок сам себя не выносит.
Уходила я от врача в раздрае. Первым желанием было прийти к Максу и рассказать, к чему привели наши с ним стычки. Но я понимала, что это чревато новыми ссорами и, как следствие, еще более повышенным давлением.
Мы и раньше с ним часто ругались. Причем происходило это в основном на ровном месте. Это и стало причиной разрыва. Мои претензии, которые я не выказывала напрямую, а вуалировала под какие-то незначительные попытки докопаться. Недопонимание. Противоположная точка зрения, когда Фролов тоже выказывал ее в основном в виде взрывов, которые так же быстро утихали, как и появлялись.