Карим отрывается от меня, смотрит на лицо, губы, хрипло смеется, словно ему очень хорошо.
— Охренеть, какая ты дикая. Признайся, — стягивает волосы на затылке, а другой рукой ведет по ткани платья прямо между ног. — Трогала себя, когда думала обо мне?
— Каждый, бесконечный день разлуки, — выдаю на одном хриплом выдохе, и не думая лукавить. И не думая врать. Отдавая свое сердце этому человек целиком и полностью.
— О, детка. Я тоже очень скучал. Думал о том, какая ты сладенькая, — шепчет он, приникая к моей щеке, скользя на губы, шею, прикусывает кожу и тут же зализывает.
Снова отходит, сводя меня с ума этими паузами, что кажутся бесконечными. Но, то, что происходит дальше, с лихвой их окупает.
Он ловко, сворачивает платье так, чтобы ему открылись мои трусики. Бесшовные, бежевые — ничего особенного. Но они становятся верхом эротического наслаждения, когда он втягивает носом воздух рядом с ними, а следом прижимается к ним ртом.
— Как же ты чертовски вкусно пахнешь. Сладкое, чуть перезрелое манго, которое просто тает во рту. Хочу, охуеть как.
Я лишь судорожно киваю, придерживая платье, пока он усаживает меня на столик, роняя все, что там лежало.
Его пальцы легонько отодвигают ткань, давая дорогу губам и языку.
О, Господи, как же хорошо.
От эйфории, что бьется в голове набатом, сносит остатки разума.
Я просто вцепляюсь одной рукой в столешницу, другой сжимаю платье, стараясь шевелить бедрами так, как он учил. По кругу, чтобы кончик языка попадал точно в цель, щипая те самые нужные нервные окончания, словно играя определенный набор нот, создавая поистине волшебную мелодию.
Снова и снова Карим повторяет один и тот же кусок, пока не доходит до кульминации, но резко обрывает.
— Карим! — умоляю пощадить, но он только усмехается, облизывая губы, тут же дает мне ощутить всю полноту собственного вкуса. Но лишь затем, чтобы обмазать мое лицо влагой, а потом развернуть к зеркалу и показать какая я рядом с ним.
— Посмотри, насколько ты красива, когда со мной, когда трахаешься со мной…
— Карим… Господи, я не могу без тебя, я люблю тебя.
Он на миг замирает, смотрит мне в глаза через зеркало, словно в поисках лжи. Но он никогда ее не найдет, потому что мои слова исходят не из тела, что желает получить в себя чертов член, а из сердца, что требует оправдать все до единой надежды.
— Докажи, — шепчет он мне в ухо, резко прижимает столешнице лицом и вбивает член одним жестким толчком. — Докажи, что любишь.
— Я готова, да, я на все готова, — шепчу в полубезумстве, пока член ходит во мне поршнем, снова и снова наполняя небольшую комнату пошлыми шлепками и моим скулением.
Мне так нравится, мне все нравится, даже когда его ладонь давит на голову, сжимает до боли волосы.
Грубо, жестко, по-настоящему. Карим не церемонится, просто вбивает меня в столешницу, снова и снова, работая мышцами пресса, что просматриваются даже через ткань рубашки. Снова и снова.
Его вторая рука на моей спине, гладит платье, стягивает его в районе поясницы, чтобы натянуть меня на себя еще сильнее, до визга, за который он шлепает меня по заднице.
— Тише, детка, тише, нас не должны услышать, — ускоряется он, наклоняется, укусив меня за обнаженное плечо.
Боль в сочетании с все нарастающим возбуждением добивает меня окончательно, и я затыкаю рот ладонью, крича, пока меня раскалывает на части оргазм. Такой силы, что кажется, шатаются стены.
Пара жестких толчков и Карим покидывает мое тело, разворачивает к себе за волосы, сует член прямо в горло, тут же заливая его спермой. Покорно смотрю ему в глаза, доказываю, что люблю.
Он удерживает меня за голову до тех пор, пока последняя капля не провалится в желудок.
Все заканчивается и меня пронизывает лютый страх, что надежда останется каплями семени на дне моего желудка. И не даст плоды.
— Карим… — спрашиваю, пока он поправляет ремень и застегивает ширинку, в миг, приобретая вид, который имел до этого. — Почему ты не отвечал? Я тебе звонила.
Карим трет лицо, опускает глаза, смотря, как я стою на коленях, медленно поправляя лямки на платье.
— Нам нельзя быть вместе, Ариш… Мой отец не одобряет. Этот порыв был… Неправильным. Но как только я вижу тебя, — поднимает он меня с пола. — Теряю рассудок.
— Но если я стану известной… Я могу стать достойной тебя.
— Я не могу рисковать, — целует он меня в щеку, стирает с нее слезу и убирает руки с плеч. — Тобой.
Он намекает, что… Мне все равно!