— Арина! Арина! — это настолько меня поразило, что я встала прямо посреди дороги. Мне начали сигналить. Я тут же ушла с дороги, переложила телефон в незамёрзшую руку.
— Алла? Ты очнулась?
— Блин, да! Я уже неделю как, а ты не звонишь…
— Я всегда раз в неделю справлялась о тебе. Как ты?
— Никаких телефонных разговоров. Говори адрес, я приеду.
— Алла, Карим…
— Ничего мне не объясняй, я на такой эйфории после сна, что готова даже себя простить за ту гадость, которую тебе сделала. Адрес, Арина.
Я сомневаюсь. Мне страшно, что она увидит живот, расскажет Кариму, а он… Он что — то сделает. Может быть, тоже отправит на аборт, как Дамир предлагал. Ведь у него свадьба в конце апреля, я слежу за новостями Марины. Знаю, что они активно готовятся. Знаю, что Карим участвует в строительстве новой магистрали, как раз недалеко от нашего района. Иногда я проезжаю там, даже вижу его машину, но ни разу его самого.
— Ты мне должна пообещать, что ничего не скажешь Кариму. Что наша встреча останется в тайне от него.
— Да плевать мне на него.
— Пообещай или я заканчиваю разговор.
— Ого, какая ты стала дерзкая. Где моя согласная на все подружка?
Ее растоптали на стояке в тот вечер, когда назвали шлюхой.
— Алла, я не шучу.
— Да поняла, я поняла. Хорошо. Ничего никому не скажу. Жу — жу — жу.
Последние слоги вызывают улыбку, словно я снова в садике, где дети повторяют за мной вот такие короткие песенки.
— Я тебе на телефон пришлю. Ты же не сменила номер?
— Нет, нет, когда мне было менять, я спала же.
Адрес я назвала кафе, правда в другом районе подальше от меня. Стояла и ждала, когда придет Алла, чтобы посмотреть, не обманула ли она меня, и пришла ли одна.
Аллу не узнать. От цветущей и яркой девушки не осталось и следа. Передо мной дико похудевшая девочка с впалыми щеками и потемневшими волосами.
Выхожу к ней, и Алла ахает.
— Боже, Арина, какая ты красивая!
— Ты живая, — это все что я могу сказать, тут же обнимая ее. Пусть она предательница, но я так за нее переживала. Я так хотела, чтобы она пришла в себя. Ходили с бабушкой в церковь, ставили за ее здоровье свечки.
— Давай сядем, а то долго стоим.
Она вдруг замечает мой живот и замолкает.
— Аринаааа…
— Молчит, ничего не говори.
— Нельзя, чтобы Марина узнала. Нельзя, чтобы вообще кто — то узнал. Хотя бы до рождения.
— Я и не хочу.
— Где ты живешь? На что — ты живешь? Тебе нужны деньги? Если что, я сегодня плачу. Официант, ну где наше меню!
Тараторит она так, что начинают ныть виски. Успокаивается, только когда мы садимся рядом.
— Все нормально, Аль, я не голодаю, правда. Бабушка так скучает по своему саду, что теперь у нас все подоконники заставлены помидорами, огурцами и зеленью.
— Специальные лампы, все дела? У меня тоже бабушка увлеклась, а деда заставляет ездить с ней по магазинам и таскать чернозем.
— Хорошо им. Как ты… Ты что — то чувствовала?
— Порой казалось, слышу маму, брата, отца, всех по очереди, а порой полный туман, в котором почему — то ищу тебя. Чувство вины, наверное.
— Я сама согласилась.
— Но я тебя фактически заставила, убедила. Ты же такая блин… Тебя в чем угодно убедить можно, даже в том, что сыну президента запрещает видится с тобой его отец.
— Дура я, да?
— Да конечно! Господи, я еще тогда подумала, какая ты дура, что в такое веришь. Артур Каримович, конечно строгий, все дела, но в личную жизнь детей не вмешивается. Ну, правда, сейчас выборы через два месяца, так что скандалы не нужны, но вообще он мировой мужик.
— Ясно. Значит Карим просто хотел со мной поиграть.
— Да пошел он. Я ему все рассказала. Как только очнулась, рассказала, что сама тебя заставила, что Марина там была, что тебя найти надо.
— А он? — жадно впитываю информацию.
— Ну что он, Арин, он говорит, что я подружку выгораживаю. Что он давно все знает и доверяет Марине как себе. Короче забей, мы тебе нового классного мужика найдем. А хочешь, я тебя с братом своим сведу.
— Нет уж, не надо.
— Или с Женей Садыровым. Будешь почти Кадырова. Хотя он, конечно, тот еще козел и лучший друг Карима, но ты представь, как тот будешь локти кусать. И ведь ни разу ко мне не пришел… А когда — то говорил, что любит. Урод…
— Уроды они…
Нам, наконец, приносят еду, напитки и мы жадно накидываемся, словно не ели много лет.
— Я приходила тогда, — рассказываю. — Но меня не пустили. Сказали только родственникам.