— Слухи ходили, но ты сама понимаешь. Арин.
— Это что, чтобы спасти бабушку мне проституткой нужно стать? — выдаю все на одном дыхании, пока сердце отбивает чечетку. Я никогда даже… Никогда не хотела, не думала. Это все не для меня.
— Арина, — хватает Витя меня за руки. — Это только одну ночь. Мы получим деньги, оплатим бабушке операцию и забудем про это. Никто никогда не узнает.
Поворачиваю голову, смотрю на Гену, который ведет пальцами по губам в замочке.
— Никому. Если бабушка выживет, пить брошу, вот те крест!
— Я не знаю, я не смогу. Это же надо с каким — то непонятным… А если я забеременею? Как мне потом жить?
— Нет! Моя Манька принимает таблетосы если я пульнул не туда, я их куплю в городе и никаких последствий не будет.
— Да что ты с ней болтаешь, она больше о своей чести печется, чем о жизни бабушки, которая нас вырастила, подняла! Хочет ей смерти.
— Нет! Господи, конечно нет! Я, — закрываю глаза, не до конца понимая, на что соглашаюсь. — Я готова.
— Отлично!
— Но все должно быть задокументировано! Я не хочу, чтобы нас обманули.
— Будет соглашение, все юридически заверено, типа как выплата за услуги, но указано какие не будет. Ну, сама понимаешь…
— Понимаю. Это противозаконно.
Наверное, осведомленность Вити должна меня насторожить, но все о чем я могу думать, это о том, что совсем скоро стану той, кого сама презирала. Вроде моей соседки по квартире Полины, которая имеет нескольких богатых поклонников и гордится этим.
А для меня это будет позор… Но если это спасет бабушку, то какой у меня выбор?
Глава 3
Витя сказал, что ничего собирать не надо — одежду выдадут, но я все равно взяла полотенце, гель для душа с любимым запахом яблок, а так, же смену белья. Все это я делала на автомате, онемевшими руками, еще не совсем осознавая для какой цели, я это делаю. Зачем куда — то еду на такси, зачем меня отводят мыться и делают прическу. На каждое действие этих молчаливых людей я смотрю на Витю, но тот одобрительно кивает.
— Все отлично, Ариш, ты умница.
Только вот почему я не ощущаю себя умницей или даже героиней. На душе гадко, хочется напиться воды, чтобы убрать тошноту, хочется оттереть лицо мочалкой, чтобы не видеть этот макияж.
Это не я перед зеркалом. Не я стою в короткой белой сорочке под наблюдением стольких людей.
— Клиент еще не приехал, можешь пока отдохнуть, — предлагает полноватый и вечно опаздывающий директор клуба, в который меня привезли. Подсунули соглашение.
Брат рядом, выпивает виски, смотрит на меня.
— Красивая ты Аринка. Даже жаль, что сестра.
— Закрой свой грязный рот. Как у тебя мысли то такие зародились.
Витя поднимается, идет ко мне, поворачивает к зеркалу, откуда на меня смотрит девушка с небрежной укладкой и макияжем, а ля, я только встала.
— А ты в зеркало на себя взгляни. Чуть макияжа и от простушки ни следа. Не волнуйся, ты не делаешь ничего плохого, — целует он меня в макушку и оставляет одну.
Минута. Две. Три. Я отсчитываю даже не минуты, секунды, словно человечество при неизбежном падении метеорита.
Катастрофа. Армагеддон. Именно эти слова крутятся в голове, пока до слуха доносится оглушительный звук часов. Страх скручивает внутренности узлом, кажется, что воздуха не хватает, а стены все больше давят. Сейчас расплющит меня.
Вскакиваю с кресла, начинаю метаться из угла в угол, пытаясь, договорится с собственной совестью, принципами.
Это просто секс. Рано или поздно это должно было произойти.
Я просто уважать себя не смогу. Даже в зеркало смотреться.
Лучше гордой, но убийцей.
Можно найти другой способ, можно же иначе!
Бабушка может умереть, а через пару дней твое тело даже не вспомнит, как его использовали.
Душа, душа будет помнить. Болеть. Кровоточить. Подсыпать соленых воспоминаний на раны.
Но бабушка будет жить!
Если она узнает, как я ее спасла, она откажется от меня, она не простит.
Она не узнает. Никто никогда не узнает. И ты забудешь, как страшный сон.
Такой страшный, что живот крутит.
Мозг осознает, мозг все понимает, почти смиряется, но что — то внутри бунтует, заставляет метнуться к двери и пытаться ее открыть, дергая ручку.
— Выпустите меня! Я передумала! Я так не могу!
Дверь резко открывается, и я вижу Витю.
— Витюш, милый, я не могу так, я правда пыталась, я приехала, но я так не могу! Как я потом жить с этим буду! Я возненавижу себя! Бабушка поймет, бабушка простит! — уже на истерике ору ему в лицо и вдруг получаю пощечину. Ахаю от неожиданности, смотрю на брата в слезах. За что?