— Успокоилась?
— Ты ударил меня…
— Просто хотел успокоить, объяснить, что, если ты сейчас уйдешь отсюда, мы заплатим в десять раз больше. И придется тебе, сестрица не высокопоставленный чистенький хуй сосать, а Джамала с рынка, который давно на тебя слюни пускает.
Я не сразу понимаю, о чем он говорит. Каждое слово через призму острой обиды за пощечину.
Витя матерится, идет к мини холодильнику и достает пакет со льдом. Прикладывает к моей щеке.
— Держи. Сильно больно? Прости.
— В десять раз больше? Ты уверен?
— А ты всегда подписываешь, не читая? Смирись, на эту ночь ты собственность того, кто тебя купил.
Даже думать про это не могу, а как представлю это самое «сосать» так съеденная еда наружу просится.
Глава 4
Меня ведут по длинным коридорам. На каждый стон или крик я дергаюсь в сторону или торможу, но сзади всегда есть внимательная рука, толкающая меня вперед. Я поджимаю губы, все время пытаюсь одернуть сорочку вниз. Никогда не носила таких коротких. Никогда не думала, что надену.
Все дальше и дальше, сквозь пугающие звуки и мигание света к темной двери, что не сразу и разглядишь. Она открывается, словно пасть огромного зверя, а мне необходимо туда шагнуть. Туда где по ощущениям я полностью потеряю свое я. Свои принципы и правила. Свою личность. Отдам все это на растерзание тому, кто захотел купить мое тело.
Меня должно порадовать, что он молод и красив, но я лишь теряюсь в догадках, зачем ему вообще понадобилось платить за секс. Но это ровно до того момента, пока его лицо оказывается на свету, и я различаю его черты. Узнаю безошибочно принца нашей страны. Старшего сына главы государства. Страх отступает перед злостью. Вбитое уважение к тому, кто делает нашу страну лучше, моментально пропадает. Потому что он не смог главного, воспитать достойно сына. Ведь что хорошего может сделать человек, покупающий секс в притоне. Так и рвутся с языка слова «Вы сегодня без папы?» Но эмоции берут вверх не настолько.
Слежу за каждым его движением, в любой момент, опасаясь нападения. Но он только наливает в бокал вино и начинает двигаться ко мне. Огромным усилием воли не отшатываюсь, когда он предлагает мне выпить. Качаю головой, не готова я нарушить даже такой маленький принцип. Алкоголь зло, он жизни людей разрушает.
— Пей, я сказал, — вкладывает бокал в руку, толкая его к моему рту, наклоняет сам, не позволяя мне избежать падения. Я делаю слишком большой глоток, чувствуя, как пряная горечь встает колом в горле. Проливаю часть вина, оставляя некрасивые следы на белоснежной ткани сорочки.
— Ну, как?
— Горько.
— Знаешь, зачем ты здесь? — Господи, он пьяный что ли? Или поиздеваться решил перед употреблением. Потыкать дичь, перед тем как сожрать?
— Может, вам еще раз соглашение посмотреть, чтобы не задавать глупых вопросов?
Паникую, понимая, что сказала. А главное кому. Но, кажется, сына президента забавляет моя дерзость, потому что он усмехается и, поставив бокал на столик, спокойно садится на диван, кивая.
— Ну, раз знаешь, раздевайся.
Не медлю, сразу срывая пластырь с раны на моей гордости. Стою в чем мать родила, пытаясь понять, о чем он думает, видя меня такой. Взглядом черчу на полу линии лабиринта, в который мгновенно превратилась моя жизнь. И, кажется, выхода нет. Только через чудовище, что оскорбляет меня подобием комплимента.
— Чуть лоска, и ты бы могла стать лучшей эскортницей страны.
— Сомнительная перспектива.
— Сейчас это даже модно, зря ты. Может, потом бы еще раз пересеклись.
Его слова предполагают, что мне это все может понравиться. Что я постоянно буду себя продавать, только уже ради собственной выгоды, а не из-за семьи. Не могу сдержать порыв и прикрываю грудь и лобок, словно прикрываясь от порока, в котором он, судя по взгляду, живет. Что для него норма, для меня лишь грязь.
Левицкий резко поднимается, хватая мои запястья, обжигая их силой, выдавая на одном дыхании.
— Ты красивая, Арина. Помни об этом всегда. Теперь расслабься, выбора у тебя все равно нет.
Почему это не помогает. Почему вместо того чтобы смириться с собственной участью все внутри меня сопротивляется этому человеку. Слезы бесконтрольно льются, пока он наклоняется, прижимается к уже соленым губам.
Пытается поцеловать, показать подобие нежности, отчего становится только хуже, а желание удавиться растет стократно. Верчу головой не позволяя всунуть в себя язык.
Левицкий резко отстраняется, раздраженно фыркая.
— Хочешь уйти? Еще есть шанс отказаться, — ложь. Мы оба знаем, чем все закончится.