— Чтобы я тебе не сказал, Арин, как бы себя сейчас не вел, ты никогда не поверишь в обратное.
— Никогда, ты прав.
— Я обидел тебя.
— Да…
— И меня ничего оправдать не может.
— Не может, — вяло произношу, чувствуя как тяжелеют веки.
— Но пройдет время и ты поймешь, что я давно….
— Где Лука? Когда его принесут?
— Сейчас посмотрю. Ты меня слушаешь?
— Я спать хочу, но сначала хочу, чтобы сына мне сюда принесли.
— И как в таком случае ты выспишься?
— Это уже не твоя забота.
— Понял, — целует меня Карим. — Не спи, тебе надо будет подписать свидетельство о браке.
— Когда я мечтала о свадьбе с тобой, я не думала, что она будет проходить вот так.
Да, я планировала главу от Марины, но как — то роды Арины вышли на первый план. Следующая точно от Марины)))
Глава 42. Марина
— Мам! Мам! — ищу маму по огромному особняку Дубинина. Меня всю колотит, до сих перед глазами бледное лицо сучки, которая давала интервью по главному телеканалу страны. Они состряпали очень романтичную историю о тайной любви, и даже меня приплели… Твари, господи, ну, какие твари! — Мама!
Открываю дверь ее спальни и тут же закрываю. Она явно была занята отработкой нашего с ней содержания, сидя на коленях перед кандидатом в президенты. Сбегаю на первый этаж, тут же падаю на диван, включая обратно телевизор.
Бомбу бы им туда…
Или выстрелить прямо в затылок.
И почему она не жирная, она же только родила!
Злость душит, заставляет проглотить очередную порцию вина… После того как Карима обвинили в трагедии на мосту, я думала, что поддержу его… Что он поймет, как мы близки, вернется. Пусть не полюбит, но будет рядом!
Но его сразу забрали в тюрьму, а мать рассказала, что нашла человека, который утопит Левицких. Дубинин. Они постоянно соперничали за пост президента. А теперь у него появился реальный шанс выйти вперед в этой гонке. Стоило только вернуть братьев Арины и выспросить у них всю правду.
— О, сестренка интервью дает, — Витя, пожалуй, его можно даже назвать симпатичным. — Ну, что, провалился план твоей мамаши!
— Ты бы так не радовался! Иначе скоро пить пиво ты будешь не здесь, а на Колыме, где тебя и нашли…
— А я уже устроился охранником к Вячеславу Павловичу, так что не переживай за меня! — наклоняется он, опирается на колени и внимательно смотрит.
— Что?
— Какая-то ты нервная…
— Ты шутишь так? Меня ищут власти, мои отпечатки пальцев нашли на клавиатуре, я автор статьи, меня уже сдали. И после этого ты говоришь, что я нервная?
— Ну, так сиди тут и не рыпайся.
— Я же не могу провести тут вечность!
— Ну, лучше тут, чем в тюрьме, — встает он, подходит сзади и неожиданно хватает за грудь, да так больно, что я верещу. Хочу его ударить, но только проливаю вино на белую блузку.
— Отпусти! Придурок! Ты как смеешь вообще ко мне прикасаться? Ко мне!
— А кто ты? — смеется Витя. — Ну, давай, расскажи, кто ты… Хочешь, я скажу. Ты дорогая шлюха, как и твоя мать. А теперь еще и уголовница… Ты ничем не лучше меня. И тем более, не выше классом.
Правда буквально жжет щеки, глаза, слезы текут, теряясь на губах. Я слизываю соль с губ.
— Деревенщина неотесанная. У меня хотя бы образование есть, стиль, вкус… И был всего один мужчина.
— А оргазма так и не было.
— Да пошел ты! — толкаю его в грудь и хочу уйти в свою комнату, уже вхожу в нее, закрываю дверь, но не получается. Вскоре я отлетаю, а на пороге оказывается Витя. — Вон отсюда! Я охрану позову, слишишь?
— Звони… Охрана! Охрана! — они, кстати, тоже не прочь будут с тобой развлечься. Слишком долго нос воротила.
— Замолчи.
— Никто тебя не защитит, киска. Хотя я бы, пожалуй, мог бы попробовать, — дергает он меня на себя, ведет длинными пальцами по шее, рождая неожиданно приятный рой мурашек. — Но не бесплатно, конечно.
— Я не буду с тобой трахаться… — шиплю ему в лицо, а он хватает меня за шею, опрокидывает на кровать и тут же ложится сверху, коленом раздвигая ноги. — Пока ты хотя бы не помоешься. Когда ты был в душе?
— С утра, Арин, не беси, — сдергивает он с меня лифчик, вжимает ладонь в грудь, а рот в губы.
Я верчу головой, но он сильнее, а еще мне дико приятно ощущать другой вкус на своем языке. Я сглатываю, понимая, что стремительно сдаюсь в руки этому неотесанному мужлану. Даю себя раздеть, даю потрогать себя между ног.
— Охренеть, какая гладкая… — изучает он меня пальцами совершенно бесцеремонно. — Я думал, так не бывает.
Он вдруг прижимается губами, а меня как электричеством бьет по всему телу.