— А может, мне потребовать деньги за тебя у твоего любовника? Как считаешь, как дорого он оценит твоё благополучие? Или попросить у твоей мамы выкуп? Пусть заберёт заявление из полиции, и я отпущу тебя. Хотя нет… Всё уже потеряно. Поздно что-то менять! Мы с тобой связаны незримой нитью… Помнишь, ты рассказывала мне легенду, которую прочитала в одной из книжек? Ты так любила читать все эти девчачьи сказки, Марина! Ты говорила, что существует красная нить… Она связала нас, и уже некуда отступать! Ты будешь счастлива со мной снова! Я докажу, что я могу стать достойным мужем!
Костя подходит ко мне и пытается поцеловать, но я отворачиваюсь, и его влажные до омерзения губы скользят по моей скуле. Улыбка безумца играет на его губах, когда он хватает меня двумя пальцам за подбородок и разворачивает моё лицо так, чтобы смотрела ему в глаза. Места прикосновения его пальцев к моей коже горят. Мне хочется содрать кожу в этих местах, только бы не осталось следов… Только бы не чувствовать, как он трогает меня, потому что лучше умереть.
Безумец…
Псих…
Маньяк…
У меня начинаются сильные тошнотворные позывы: горло сдавливает ком. Живот тянет ещё сильнее. Негромкое мычание срывается с губ, а в висках взрывается что-то и мне кажется, что по всему телу разливается раскалённая лава. Перед глазами начинает всё плыть, и я медленно падаю в огромную пропасть.
Я теряю сознание?
— 40 -
Свист в ушах зацикливается и не прекращается. Вокруг стоит какой-то непонятный шум, будто я оказалась в центре пчелиного улья. Я открываю глаза и вижу движение вокруг себя, но не понимаю, что именно происходит. Кто-то ходит, кричит… Сделав тяжёлый вздох, я пытаюсь выровнять дыхание, но оно слишком частое. Внизу живота всё горит. Я хочу пить. Во рту всё пересохло, будто бы меня забросили в безжизненную пустыню. Пытаюсь понять, что творится вообще, где Костя, и кто эти люди вокруг, но они плывут перед глазами, будто бы мы находимся в тумане.
— Я с тобой! Слышишь? Всё хорошо! Всё хорошо! Ты беременна от меня. Слышишь, Марин? Ты меня слышишь?
Я понимаю, что это говорит Рома, но всё равно нахожусь будто бы где-то далеко от реальности. Быть может, это просто игра подсознания? Мне хотелось, чтобы он оказался рядом, чтобы результаты теста подтвердились, и он был отцом моего малыша. Мне так сильно хотелось всего этого, но я не могу понять, реально ли происходящее рядом. Или подсознание играет злую шутку, чтобы облегчить мои мучения?
Живот то схватывает тянущей болью, то отпускает. В моменты болезненного спазма я понимаю, что такое искры из глаз, и едва сдерживаю крики. Я кусаю губы и сжимаю руку Ромы. Даже если он нереальный, я хочу думать, что он рядом. Мой мужчина… Тот, в ком я ищу своё спасение, надежду на хороший исход.
— Потерпи немного. Скорая уже близко, — шепчет Рома.
Меня бросает то в жар, то в холод, как при сильной лихорадке. Дышать тяжело. Кажется, что лёгкие полыхают изнутри.
Вдох…
Выдох…
Вдох…
Я снова смотрю на мельтешащих людей и понимаю, что они в форме. Скорее всего, полицейские, а потом перед глазами появляется лицо мамы. Она будто бы стоит и смотрит на меня сверху, а в каком положении нахожусь я сама? Я пытаюсь понять лежу или сижу, но ничего не выходит. Всё плывёт, а в груди пульсирует только одно желание — пусть ребёнок выживет. Мне многого не нужно, только бы уберечь его от опасности… Только бы дать шанс жить дальше. Понимаю, что руки развязаны. Я даже могу нормально шевелить ими. Значит, это не сон. Помощь поспела. Или всё же я брежу?
Снова схваткообразная боль, за которой меня накрывает пустота…
Я больше не слышу и не вижу никого. Я словно сплю, но в то же время осознаю, что могу думать. Я бреду по какому-то пустому тускло освещённому коридору, а затем меня выталкивает из него нечто неосязаемое, какая-то сила, больше похожая на магию, которую показывают в книгах. И я открываю глаза.
Яркий солнечный свет пробирается через окно, в сторону которого была повёрнута моя голова. Я жмурюсь и инстинктивно отворачиваюсь. Вижу сидящую рядом маму в белом халате и понимаю, что нахожусь в больничной палате. Снова.
Я пытаюсь выдавить улыбку, а мама смахивает слёзы и вытирает щёки носовым платком.
— Где Рома? — спрашиваю я взволнованным голосом. — Что произошло? Как он?