Утро начинается сложно — новость о том, что у меня на операционном столе умер пациент уже облетела всю больницу, поэтому я даже не удивляюсь, когда после смены меня к себе вызывает главврач.
— Садись, Альбина, — кивает на свободный стул Геннадий Алексеевич.
Покорно занимаю своё место и испытывающее на него смотрю. Я делала всё согласно протокола — моя совесть врача чиста, но облегчения от этого я не испытываю.
— Что вчера случилось, Кудряшова? — спрашивает главврач, поправляя очки на переносице.
— Сильная кровопотеря. Я не смогла справиться.
- Где в этот момент был Евтушенко и почему ты вообще заступила в ночную смену? Насколько я знаю, ты находишься в положении и перешла на щадящий график и плановые операции, — повышает голос Геннадий Алексеевич.
Кажется, что, если бы не моя беременность он бы рвал, метал и бил кулаками по столу.
— Так получилось, — опускаю глаза в пол.
Врать и оправдываться совершенно бессмысленно — ему наверняка уже доложили о том, что Евтушенко был пьян, а Дашка отпросилась на свидание.
— Иди, Альбина. Иди, — грозно рычит он. — На этот раз получаешь у меня устное предупреждение — чтобы больше такого не было, и ты перестала наконец строить из себя мать Терезу. Поняла меня?
Я согласно киваю и выхожу из его кабинета без сил, сворачивая в сторону уборной, предназначенной для медперсонала. Умывание холодной водой не помогает смыть с себя чувство вины и внутреннего опустошения. Невинное лицо девочки всё ещё стоит у меня перед глазами и всё что есть человеческое внутри меня выползает наружу.
Перекрываю шумом воды собственный плач. Ещё раз промакиваю глаза и собираюсь уходить из уборной, как вдруг чувствую, что между ног становится горячо и слишком мокро. Влетев в одну из пустующих кабинок приподнимаю платье немного вверх. Этого для меня достаточно, чтобы увидеть на внутренней стороне бедра стекающую по ногам кровь.
Глава 15.
Альбина.
Мне снится сон, где я брожу по цветочной поляне. Цветы белые-белые, целое поле усеянное ими. Осторожно ступаю, чтобы такую красоту не сломать, но всё равно спотыкаюсь и падаю навзничь, под собой цветы ломая. Мне больно, но я делаю над собой усилие и кое-как поднимаюсь. Отряхиваю платье, оглядываюсь вокруг, пытаясь оценить масштаб катастрофы и понять сколько же цветов я сломала. Подняв глаза, ужасаюсь — цветы из белоснежных вдруг превратились в ярко-красные, алые.
— Здравствуй, Альбина, — слышу сквозь сон голос своего лечащего врача, который заходит в мою палату.
Она и помогает мне выбраться из кошмара. Сердце гулко стучит, а тело покрывается липким потом.
— Здравствуйте, Ольга Семеновна, — киваю головой и наблюдаю за тем, как заведующая гинекологии садится на стул напротив моей кровати и достает из папки историю болезни.
Мне, как сотруднику больницы, выделили одноместную палату. Внутри неё опрятно и светло, но легче от этого не становится. Я только и делаю, что лежу в горизонтальном положении, боясь лишний раз шелохнуться и встать.
— Что я могу сказать тебе, Аля… — вздыхает заведующая, листая бумаги.
— Говорите прямо, я не маленькая и к тому же врач, поэтому понимаю, чем грозит такая кровопотеря, — прикрываю глаза и про себя молюсь о том, чтобы у нас с крохой был хотя бы один только шанс. Молюсь, хотя никогда не верила в бога.
Один из тысячи или миллиона, неважно. Главное, чтобы шанс был.
— Ситуация сложная. Всё зависит не от нас, — качает головой. — Но есть кое-что, что можешь сделать именно ты — лежать, лежать и ещё раз лежать, выполняя все меры предосторожности и предписания врачей.
— Я буду, да, — закусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться. — На всё готова, Ольга Семеновна, только спасите…
Со стороны голос кажется жалким и слабым, но мне плевать. Я готова землю грызть и стелиться перед каждым, кто может мне хоть немного помочь.
— Эх, Кудряшова, Кудряшова… Чужие жизни спасаешь, а свою не бережешь, — она закрывает папку, поднимается с места и подходит к двери. — Ты главное не нервничай сейчас. Я понимаю, что это сложно, но нужно абстрагироваться и думать только о ребёнке. Не зря же ты столько лет его ждала.
Она выходит из палаты, звонко цокая высокими каблуками и оставляя меня ненадолго одну. Прикрываю глаза, размеренно дышу и выбрасываю из головы ненужные мысли. Не буду думать ни о чем, пока угроза не минует. Вот что важно, а остальное подождет.