— Мне-то с какой стати переживать по поводу твоего происхождения? Или из-за чьего бы то ни было?
— Нет. Ты переживаешь по поводу моего душевного здоровья. Мой отец никогда не относился ко мне как настоящий отец. Так что чего-то не хватает. И все детство я это осознавала. Он мне не настоящий отец. Так что я не нормальная.
— Я тоже… Глория, твоя тайна не в этом. Может, это и правда, но это не то.
— Ой, да заткнись ты и женись на мне. Пусть у нас будут дети.
Он говорит:
— С детьми я лучше подождал бы. А брак старомоден.
— Что ж, я тоже старомодна. Это то, что нужно женщинам.
И Эдинбург, черный гранит под противным дождем. Словно здесь, в этих северных краях, сама природа — промышленность, ночная смена, производящая мрак, а небо — всего лишь помойка, куда она сваливает свой мусор… Тут было обожание или поклонение, была пагубная привычка, но любви не было совсем. Любить Глорию — это было бы состояние настоящего кошмара. Нет.
— Я тут думала про медовый месяц Ви, — сказала Тина. — Они сюда приезжали на медовый месяц.
— Ах да. И что?
— Они приехали, и Вайолет вернулась к своему цыгану.
— Что, так скоро?
— О, сразу же. Не успела приехать, сразу понеслась по полям. Я на нее кричала. Но у нее в голове мыслей было не больше, чем у какого-нибудь щенка. Ей нужен был Хуан.
— Ах да. Хуан. Она его любила.
— У него тоже с головой не все было в порядке. С ним всегда кто-нибудь ходил, на всякий случай, чтобы он себе не причинил вреда. Но она его, кажется, любила. А он любил ее.
— А что Фрэнсис сделал, когда она убежала?
— Просто встал и стоял, держа свой чемодан. Через двадцать минут Ви бегом прибежала обратно, но пробежала мимо нас, и все. В другую сторону бежала. Грудь у нее так и ходила ходуном. Она Хуана искала.
— Но она его любила.
— Да. Потом ввалилась обратно пять ночей спустя. А потом снова ушла к Хуану.
Кит отвез Глорию в город. К тому времени ему уже известно было поэтическое содержание гор, но сперва он сказал:
— Я слышал, как ты плакала в ванной. Опять. Почему?
— Я плакала о Хью.
Он подождал.
Она сказала:
— Знаешь, я ведь и от злости плачу.
Мгновение он размышлял.
— Потому что он не умер.
— Нет, то, что не умер, — это к лучшему. Потому что мать из-за этого мучается. Что меня заставляет плакать, так это время. Десять лет.
К тому времени ему уже известно было поэтическое содержание гор. Молодые горы — в хребтах, неровные. Старые горы — гладкие и ровные, вылизанные миллиардами лет и стихией. Горы не похожи на людей. Сьерра — горы молодые; не старше, вероятно, пяти миллионов лет — примерно в то время Homo sapiens разошелся с обезьяной. Молодая, стригущая небо, трущая вышину сьерра.
Что пришло в 1980-м
Причем в самом начале 1980-го.
— Каково, позволь узнать, значение этих трусов? — спрашивает он.
— Ты сам прекрасно знаешь.
— Не верится. Прошло десять лет, и опять эти трусы!
— Что ты хочешь сказать — опять эти трусы?
— Опять эти трусы! Погоди. Слушай. Это уже… седьмая ночь подряд. Ведь не может же быть, что это у тебя просто месячные.
— Господи, какой ты мерзкий. Я же тебе говорила. Я вынула спираль.
— Как это на тебя похоже, Глория, — спираль, как похоже. Твоей натуре это подходит. — Эта тайна, свернувшаяся спиралью в ее омфале. — Причем спираль — это лучше всего. Лучше таблеток. Не говоря уж о долбаном колпачке.
За последний год моральные принципы Кита претерпели, следует подчеркнуть, определенные… Погодите. Не пора ли прояснить вопрос о том, кто такой я? Нет, мне кажется, пока нет. Однако мне бы хотелось оставить некоторую дистанцию между «я» и существом, опирающимся на подушку, чей взгляд в настоящий момент обшаривает этот бордель: общая спальня, ширмы, наряды, униформы (монахиня, стюардесса, патронажная сестра, сотрудница полиции), парики и накладные волосы, два фотоаппарата «Поляроид», две видеокамеры, зеркала повсюду.
— Я хочу детей. Но побочных мне не надо — нет уж, спасибо. Хватит нам уже побочных. Следовательно… никаких предохранительных средств.
— Ой, да не волнуйся ты. Тут где-то должна валяться старая упаковка резинок.
— Господи, какой ты мерзкий.
— И вообще, мы там почти никогда и не бываем.
— Господи, какой ты мерзкий. И запомни, это отменяется — вот это все. Единственное, что не отменяется, — нормальные сношения.