— Да нет. То есть вокруг бассейна было немало качков и симпатичных. Ну, знаешь. Люди, у которых такой вид, будто они сделаны из светлого шоколада. Но там были свои правила. Верх не снимать. Сексом не заниматься. А Глория верх и не снимала. Верх — нет. О нет. Она сняла низ. Потеряла свой низ от бикини прямо перед тем, как едва не утонула. Сказала, его засосало в джакузи.
— Его засосало в джакузи, — сказал Уиттэкер. — Прекрасно.
— В точности ее слова. Его засосало в джакузи. В общем, тот парень, ватерполист-профессионал, когда ее вытащил, ему пришлось подержать ее кверху ногами за лодыжки и как следует потрясти. Ну и зрелище было. Потом, как только мы ее снова одели, она убежала наверх. А на танцплощадке она переходила из рук в руки, все мужики ее лапали. А у нее вид такой, будто во сне. А они ее лапают. То есть по-настоящему лапают.
— По-настоящему лапают — это как? — спросил Кит.
— Ну, как. Когда я вернулась в дом, у нее платье было вокруг талии. И не просто задрано — еще и засунуто в пояс для чулок. Чтоб держалось. И знаете что? Мужик, который засунул ей язык в ухо, гладил ее задницу обеими руками внутри трусов.
Наступила пауза.
Уиттэкер сказал:
— Тоже первоклассная штука. Внутри трусов.
— Эта пара здоровенных волосатых варежек внутри ее трусов… И потом, все было так странно.
— In vino Veritas, — сказала Лили.
— Нет, — возразил Кит. Но больше ничего не сказал. Истина в вине? Истина в «Special Brew» и «Southern Comfort», истина в «Pink Ladies»? Значит, Кларисса Харлоу и Эмили Гонтлет, когда были накачаны наркотиками, проявляли свою истинную натуру? Нет. Но когда девушка подносит зелье к собственным губам (Глория, Вайолет), тогда можно утверждать, что это Veritas. Испытывая неловкость, он произнес: — Казалось бы, она должна это знать про себя. Глория Бьютимэн.
— Казалось бы. Но это еще не все. Была еще ванная наверху, с ватерполистом-профессионалом.
Над бассейном сложилась задумчивая тишина.
— Честно говоря, я немного расстроилась — после всего, что было. Приехал Йоркиль, около четырех, а ее никто найти не может. Мы пошли наверх, а все спальни заперты. Домашнее правило. Потом — в коридоре. Там были эти две здоровенные то ли зверюшки, то ли подружки. Бывшие модели с центрального разворота, огромные такие мадамы. Поразительные существа. Вроде скаковых лошадей в отставке. Они с ней весь день пытались справиться. Стучат в дверь ванной, говорят, типа: «Глория, ты выйдешь когда-нибудь? Уже спустила, или как?» Тут дверь открывается, и вываливается она. А за ней ватерполист-профессионал.
— Как это понравилось Йоркилю?
— Он выбежал. Не видел этого.
Они подождали.
— В общем, они там пробыли всего пару минут. Ватерполист-профессионал сказал, все было совершенно невинно. Ну, кокаину немножко. По-моему, они просто целовались. У ватерполиста-профессионала на шее была губная помада. Причем не мазок. Улыбающийся ротик. Можно даже было представить себе улыбающиеся зубки…
— Ну как тут не расстроиться, — сказал Уиттэкер.
— Ну да. Но все-таки она в машине так рыдала, будто у нее сердце разрывалось. И с тех самых пор хочет покончить с собой.
Шехерезада потерла глаза костяшками пальцев, по-детски… Если верить английскому роману, который он прочел, мужчины понимают, почему им нравятся женские груди, — однако не понимают, почему они нравятся им так сильно. Кит, которому они так сильно нравились, даже не знал, почему они ему нравятся. Почему? Ну, давай, сказал он себе; трезво перечисли их преимущества и достоинства. И все-таки они почему-то ведут тебя к идеалу. Наверное, это связано с вселенной, подумал Кит, с планетами, солнцами и лунами.
* * *У юных постоянно бывает легкая лихорадка; по-моему, это ошибка, легко совершаемая памятью, — считать, что двадцатилетние всегда чувствуют себя хорошо. Спустя несколько минут после завершения сказки, рассказанной на ночь Шехерезадой, Кит поднялся (от простого акта выпрямления у него порой начиналась кессонная болезнь) и попросил его извинить. Будь он дома, в старые времена, он бы жалобно позвал Сэнди, их добрую овчарку, шерсть которой была раскрашена, словно под дерево, черным и желтым; и Сэнди пришла бы к нему на одеяло, нахмурившись, и лизала бы его запястья с внутренней стороны… Двадцатилетним приходится бороться с силой тяготения, они страдают от декомпрессии с классическими симптомами. Боль в мышцах и суставах, судороги, онемение, тошнота, паралич. После короткого трагического сна в башне Кит снова выпрямился, пошел в соседнюю комнату и сунул голову под кран.
Он был уверен, что вот-вот вернется в счастливое состояние. Откуда оно взялось, счастье, изменившее форму его лица? В отличие от большинства людей, Киту пришлось полюбить свою семью, а его семье пришлось полюбить его. С его матерью, Тиной, это получилось, с Вайолет это получилось — с Вайолет было легко. Но с Карлом, его отцом, это, по сути, так и не получилось. И почти десять лет не получалось с Николасом. Когда Кит появился, когда он вышел, ковыляя, на сцену, в полуторагодовалом возрасте, глаза пятилетнего Николаса, по словам Тины, загорелись мертвенным светом предательства. Николас превратил это в своего рода хобби — колотить, словом или делом, своего братца. А Кит принял это как есть. Такова жизнь.