Всю беременность Беллы я каждый день здоровался с ее растущим и округляющимся животом, гладил его, говорил, как сильно мы его любим, желал ему спокойной ночи, целовал и чувствовал, как мне отвечают с той стороны уверенными толчками. Однако все это не могло подарить мне и сотой доли той связи с сыном, которую я ощущал теперь. И речь сейчас не о связи между телом Беллы и ребенком, обусловленной самой природой. Это именно я с каждым днем узнавал о нашем малыше что-то новое: то, чего никогда не узнал бы, не окажись временно беременным.
Например, ему категорически не нравилось, когда я ложился на левый бок, и он самозабвенно возился до тех пор, пока я ни переворачивался на правый – видимо, упрямство досталось ему от матери. А еще наш сын, наверняка, станет боксером, и уже сейчас регулярно отрабатывал хук справа. В такие моменты на нашем с Беллой беременном животе проступал бугорок, который можно погладить, тогда малыш успокаивался, и выпуклость исчезала.
Все эти открытия и милые моменты нашего с сыном контакта с каждым днем доставляли мне все большее космическое удовольствие. В то же время «приятные» бонусы в виде ноющей поясницы, изжоги, от которой уже ничто не спасало, и прочих «радостей» беременности потихоньку сводили с ума, делая мою и без того расшатанную гормонами нервную систему совсем уж никчемной, как домики у двух незадачливых братьев из сказки про трех поросят. С другой стороны, это во многом помогло мне понять Беллу и ее странное поведение, которое теперь казалось не таким уж и странным.
Так или иначе, но последние дни уходящего года между нами царили абсолютная гармония и взаимопонимание.
Весь день мы пролежали на диване, развлекая себя просмотром старых черно-белых фильмов, а вечером устроили небольшой ужин при свечах, понимая, что в ближайшее время нам будет не до романтики.
– Могу я ангажировать Вас на танец? – после третьего бокала яблочного сока осмелел я.
– Конечно, – кокетливо улыбнулась Белла, отчего мое лицо вмиг лишилось всякой мужественности. Удручающее зрелище, надо сказать. – Хотя бы раз в жизни моя привычка вести партнера окажется к месту.
Однако в итоге определить, кто кого и куда вел, было сложно, ибо максимум, что позволял наш беременный живот, – это, обнявшись, топтаться под музыку в центре комнаты.
– Как же хорошо и уютно, – умиротворенно вздохнула Белла.
– Но могло бы быть еще уютнее. Мне так уж точно, – все же проворчал я, хотя и не собирался этого делать.
На мой неуместный выпад любимая лишь передернула плечами и поплотнее прижалась ко мне.
В следующую минуту случилось нечто странное: теплая жидкость потекла по моим ногам, однако никакого характерного давления внизу живота я не испытывал, что со мной в последнее время вообще случалось нередко.
– Кажется, мне срочно нужно в туалет, – сдавленно пробормотал я, отстраняясь от жены, но, посмотрев себе под ноги, где собралась приличная лужица, растерянно добавил: – Точнее, уже не нужно.
– О боже, Эдвард! – испуганно вскрикнула Белла, проследив за моим взглядом. – Это же вОды!
– Ну да, вода, – не стал спорить я, все еще плохо понимая причину ее паники.
– Да нет же! У тебя отошли воды! – любимая больно схватила меня за плечи и, наклонившись, заглянула мне в глаза. – Ты рожаешь, Эдвард.
Несомненно, эта фраза оказалась самой страшной и сумасшедшей в моей жизни. Она, как ураган, ворвалась в этот тихий, праздничный вечер, разом разрушила всю романтику и умиротворение, превратив нас с Беллой в двух безумцев, бестолково мечущихся по квартире.
– Где сумка с приданым малыша?! – мой запыхавшийся голос, доносящийся из кухни.
– Да уж точно не там, где ты ее ищешь!..
– А документы? – теперь уже из ванной.
– В унитаз я их не смыл, не беспокойся! Лучше стяни с меня эти ажурные чулки: я отказываюсь в них рожать!
– А ключи от машины?.. – мое недовольство явно было проигнорировано.
– Черт, да я вообще отказываюсь рожать!
– Ладно, поедем на твоей… Кстати, а от нее где ключи?
– Я не поеду с тобой. Уж лучше рожать, чем на тот свет…
– Что за ерунду ты бормочешь? Какой еще «тот свет»?
– Я про ближайший столб, в который ты, судя по всему, точно въедешь! – раздраженно пояснил я. – Кстати, я-таки снял твои чулки. Правда, немного порвал. Это ничего?
– А платье?
– Сам я его точно не сниму – буду рожать в нем… Господи! Неужели я действительно буду рожать?! – мы с Беллой обсуждали это не раз, но все же каждый из нас надеялся, что все придет в норму ко дню Х. Надежды оказались напрасны, а я оказался совершенно не готов.
– Так где ключи от машины?! – все еще требовала ответа Белла.
– Вызови такси! И побыстрее, а то мне страшно… Мне так страшно, Белла!..
– Ты помнишь номер такси?
– Господи, ты серьезно? – она действительно думала, что я способен рационально мыслить в такой момент? – Я уже ничего не помню!
– А уже и не надо… – в голосе явственно слышалось облегчение. – Алло, алло! Пришлите, пожалуйста, машину по адресу…
– Может, это просто ложная тревога, и я вовсе не рожаю? – предположил я, что даже для моей непросвещенной головы выглядело весьма неубедительно.
– Не мели чепуху! – на пороге спальни возникла Белла в моем пальто, которое я не носил уже года два, ума не приложу, где она вообще его откопала. – И почему ты до сих пор не одет?!
Совместными усилиями мы нацепили на меня шубу и сапоги.
– А вдруг лифт застрянет? – испуганно выдавил я, наблюдая за тем, как любимая изо всех сил жмет на кнопку.
– Предлагаешь спускаться пешком с двенадцатого этажа? – не скрывая иронии, спросила жена.
– Нет, конечно, нет, – пытаясь привести мысли в порядок, пробормотал я. – И все-таки мне страшно! Мне так страшно, Белла…
К счастью, лифт благополучно доставил нас вниз, и такси не заставило себя долго ждать – все шло, как по маслу, если не считать изначальной дикости нашего с женой положения.
– Куда едем? – лениво спросил водитель такси, как только мы в него загрузились.
– В клинику «Маунт Синай». И побыстрее, пожалуйста! Не видите: я рожаю! – моим охрипшим от волнения голосом на одном дыхании выпалила Белла, но, кажется, осознав, что сказала ерунду, кивнула в мою сторону и добавила: – Вернее, он рожает.
– В общем, мы рожаем! – поспешил вмешаться я, опасаясь, что таксист попросту сбежит от нас, приняв за душевнобольных.
– Доставим в лучшем виде, – понимающе улыбнувшись, ответил тот и наконец тронулся с места.
Однако мы ехали медленно, ужасающе медленно, то и дело попадая в пробки, что доводило меня до исступления. Таксист же весело напевал себе под нос какую-то песенку, приветственно жал на клаксон и даже время от времени выкрикивал в приоткрытое окно поздравления с Новым годом водителям соседних машин.
– Вот Вы рожаете сейчас, а Ваш малыш родится уже в следующем году, – обернувшись к нам, выдал он. – Это так удивительно, не правда ли?
– Единственное, что меня удивляет, – это почему мы еле тащимся! – не выдержав, грубо ответил я, совершенно не собираясь разделять его приподнятое настроение.
– Так ведь праздник же, – снова трогаясь с места, пожал плечами таксист. – Все спешат на Таймс-Сквер, чтобы увидеть хрустальный шар***** и…
Дальнейшие его пояснения остались за гранью моего сознания, ибо в эту минуту я впервые ощутил боль: странное чувство, будто внутри меня что-то медленно сжимается, а затем снова разжимается. Длилось это совсем недолго, но, кажется, только теперь я по-настоящему осознал всю серьезность происходящего.
– Что? Тебе больно? – видимо, почувствовав мое напряжение, обеспокоенно спросила Белла.
– Да, – выдавил я, хватая ее за руку. – А что если я умру? Ведь могу же умереть, да? Я чувствую это!
– Все будет просто отлично! Не переживай, – преувеличенно радостно пропела любимая, что только сильнее увеличило мою панику. Ей легко говорить, рожаю-то я!
Более или менее расслабиться удалось лишь по приезду в клинику, когда заботливые медсестры переодели меня, уложили на кушетку и подключили какие-то провода, после чего мы с Беллой услышали сердцебиение нашего сына. Если бы не боль, которая с каждым разом чувствовалась все острее, мир совсем перестал бы видеться мне в мрачных тонах.