Выбрать главу

                    Едигей задумался… Ясно было, что русами командует отнюдь не сельский староста, а опытный и сильный воевода. Он подозвал к себе Тимура-Кутлуг-оглана и велел пройти вдоль строя и дать команду сократить расстояние между сотнями до двадцати мехов[20] и бдить степь.

                     Новый гонец, теперь уже от Адаша, сообщил о том, что русы выбили сотню нукеров прямо в середине войска, и передал приказ выслать в степь разъезды, чтобы те вовремя обнаруживали подход противника. Ухмыльнувшись в усы, Едигей кивнул головой и отослал гонца, не став говорить ему, что уже выслал в степь чамбулы, не дожидаясь указаний главного харабарчи.

                      Увидев высокий холм у дороги, Едигей стегнул коня камчой и направил его на холм. Десяток телохранителей темника направились, было, вслед за ним, но он отослал их вниз.

                     Длинная лента ханского войска медленно пылила по дороге, растянувшись не менее, чем на атур[21], и передовые сотни уже втягивались в сосновый бор. Едигей подумал, что там наверняка ждёт засада и, сдерживая коня, спустился с холма.

                     Тимур-Кутлуг ждал его у подножия.

                     - Тебя что-то тревожит, Едигей? – спросил он.

                     - Да! – Едигей остановил коня. - Русы уже давно обнаружили движение войска, и будут постоянно тревожить нас наскоками. Если мы потеряем ещё сотню, дадим повод Тохтамышу для гневных высказываний и обвинений. Нужно идти в состоянии полной готовности для отражения нападения русов.

                     - Я дал такие указания всем сотникам!

                     - Ты должен постоянно быть начеку!

                     - Я понял! – ответил Тимур-Кутлуг, приложив руку к груди, и поскакал вдоль строя в хвост тумена.

                      Едигей немного постоял, глядя на своих нукеров, и двинулся вперёд. Беспокойство не оставляло его. Опасность витала в  воздухе, отравляя его и делая удушливым…

                      Предчувствия его не обманули.

                      Едигей услышал лязг стали и конский храп где-то позади себя и резко осадил коня.  Привстав в стременах, он оглянулся, но за плотной массой войска ничего не было видно. Только столб пыли в стороне от колонны.

                       Развернув коня, он помчался вдоль строя и быстро добрался до места трагедии.

                       В степи сотня его нукеров рубилась с руссами… 

                       Он махнул рукой, и ещё одна сотня, сломав строй, пошла рысью на помощь первой.

                       Ещё на подходе к месту схватки сотник Бердибек увидел, что русов гораздо меньше, чем нукеров и, предчувствуя скорую победу над врагом, закрутил над головой саблей, разогревая кисть. Его сотня привычно рассыпалась в лаву, обходя подковой отряд русов.

                       Увидев подмогу, противник вдруг резко поворотил коней, оставив на месте рубки нескольких убитых, и пошёл в степь, уходя от преследователей.

                       Нукеры, подвывая и улюлюкая, бросились в погоню.

                       Русы свалились в глубокий лог, увлекая за собой погоню, и нукеры, не сдержав коней, пошли вослед за ними.

                       У Бердибека был хороший конь – рослый и выносливый карабаир, и он легко обошёл на скаку низкорослых татарских лошадей. Русы один за другим исчезали в роще степных акаций, и Бердибек горячил коня, настигая их…

                       Нукеры вымахнули из-за деревьев на широкую поляну, и здесь их ожидала западня…

                       Поднятые верёвками заострённые колья вдруг встали стеной на пути ордынцев. Передние всадники, налетев конской грудью на колья, полетели с коней, сразу попадая под топоры русов. Заржали от боли и ярости раненые лошади, падая на задние ноги… А из-за деревьев рванулся к нукерам рой свистящих в полёте стрел.

                       Бердибек лежал в высокой траве с разрубленной грудью. Он был ещё жив и силился что-то крикнуть нукерам, но из его рта вырывался только сиплый хрип с пузырями крови… Он с трудом приподнял голову и нашёл взглядом своего коня. Карабаир умирал, глядя с немым укором на своего хозяина, бросившего его на острый кол и оставившего умирать…

                       Задние ряды не могли развернуться в теснине рощи, и воины падали один за другим, поражённые стрелами.

                       Лишь немногим удалось вырваться из рощи и уйти к основным силам.

                       Едигей смотрел на появившихся в степи нукеров и не верил своим глазам – из двух сотен его отборного войска возвращалось едва ли более пятидесяти.

                       - Что там было? – спросил он подъехавшего к нему сотника Авдула.

                       - Засада! – ответил Авдул, зажимая рукой рубленую рану на плече. – Русы заманили нас в ловушку. Они атаковали нас малыми силами и стали уходить, увидев сотню Бердибека. Мы пошли за ними в овраг и наткнулись на засеку, потеряв Бердибека и ещё полтора десятка нукеров на кольях. А нас тут же стали выбивать стрелами. Мы не могли совершать манёвры конём среди деревьев. Я подумал, что если мы не уйдем из рощи, то все погибнем…

                        - Ты принял правильное решение Авдул! – сказал Едигей. – Наши воины не могут сражаться в лесу – это погибель для нас. А ты сберёг полсотни жизней, которые ещё понадобятся для больших дел. Иди к лекарю, Авдул.

                        - Постой, Авдул! – вдруг остановил сотника темник. – Сколько русов убито в лесу?

                        - Я видел полтора десятка, - соврал Авдул, опасаясь гнева темника. – И на поле более десяти.

                        - Иди, Авдул! – Едигей махнул камчой. Если бы сотник назвал другие, более высокие цифры, он бы не поверил…

Глава 42

                     Остановив тумен для ночлега  у неширокой реки вблизи берёзовой рощи, Едигей велел позвать к нему старого мурзу Косая, в прошлом славного батыра и мудреца.

                     Вскоре белобородый аксакал шагнул в шатёр Едигея.

                     - Ты звал меня, мурза Едигей? – спросил старец.

                     Едигей встал с подушек и почтительно поприветствовал Косая.

                     Им подали чай, заправленный курдючным салом и молоком кобылиц.

                     - Расскажи мне о мангытах, едди, - сказал Едигей, отхлёбывая чай маленькими глотками. – Я хочу всё знать о своём народе. А беседы с тобой открывают мне новые и новые подробности о сынах степи, доселе мне неизвестных.

                     - Более ста двадцати лет назад твой народ по приказу Великого Бату-хана дошёл до земель Балканских и закрепил власть Великого хана над народами, населявшими те края. Вёл их молодой темник из рода мангытов, в крови которого текла кровь чингизидов. Звали его Иса-Ногай.

                      - Почему Ногай, едди? Ведь «ногай» означает «собака?»

                      - Собака была тотемным животным ведущего клана - мангытов. А клан был очень большой. В него входили племена уйсун, дулат, канглы, хирюв, аргын, мин, найманы, алшыны,  кереи, буджаки, джамбулаки, едисаны и многоие другие. Поэтому имя Ногай было клановым. Ису-Ногая называли иналом[22] в Орде и не считали чингизидом. Материнская кровь, как тебе известно, монголами не берется во внимание. По той же причине он не имел права занимать ханский престол, но в течение пятидесяти лет диктовал свою волю золотоордынским ханам.

                       В походе на Балканы сто двадцать лет назад Иса-Ногай в двадцатилетнем возрасте командовал тысячей, затем туменом "буйных", состоявшим из  мангытских племён. Еще при жизни Бату-хан назначил Ногая главнокомандующим всего войска Орды, и на этом посту он был до начала нового столетия, пока его не убили в возрасте восьмидесяти лет.

вернуться

20

Мех (локоть) = 52,3 см.

вернуться

21

Атур = 5,235 км

вернуться

22

Едди - мудрый