Как саранча сплошной тучей налетает на цветущие земли, рассеиваясь по хлебным нивам, пышным лугам и обильным садам, оставляя повсюду лишь мертвую, зараженную тленом и зловонием землю да остовы оголенных, обглоданных деревьев, так тысячи хищных всадников Орды омертвили южные волости Великого Московского княжества, сжигая села, деревни и погосты, полоня и убивая людей.
Едучий дым и стаи воронья снова заклубились над русской землей. Снова скорбными трактами потянулись к Оке вереницы связанных волосяными веревками людей под солнцем палящим, подгоняемые бичами ордынцев. Снова на пепелищах выли ночами осиротелые собаки, и осмелевшие волки выходили из урманов лизать кровь убитых, рвать бездомную скотину. Сытые вороны и коршуны лениво клевали глаза мертвых младенцев, стариков и старух, а на брошенных полях и огородах, в покинутых избах, клетях и амбарах явились неисчислимые полчища огромных, упитанных крыс.
Всюду, где прошлась Орда, она словно плодила нечисть: ворон, крыс и волков…
Глава 45
Наконец-то, после долгих разговоров и осмотра новых хозяйственных построек в скиту, который постепенно превращался в лесную деревеньку, Степан дал указания сотникам и десятникам и смог уединиться с Настёной…
Девица увлекла его на край поселения, где на пригорке стояли стожки накошенной для скотины травы, и они влезли на высокую копёшку, сразу провалившись в сладкий дух луговых трав, кружащий голову и увлекающий в незнаемое… Настёна бросила на траву рядно и они легли, тесно прижавшись друг к другу… И вмиг исчезла суета дневная, забылась война и смерть – лишь великое таинство любви существовало сейчас для двух сердец, бешено рвущихся в объятия блаженной страсти…
Потом они долго лежали в изнеможении, глядя в бездонное ночное небо, осеянное мириадами больших и малых звёзд, блистающих в ночи, словно яхонты драгоценные. Чумацкий шлях, выстелив в небе широкую россыпь звёздного тумана манил тайной и обещал райские кущи, кажущиеся такими близкими и желанными… И кривой серп месяца качнулся вдруг, будто головой кивнув в одобрении только что свершившегося акта продолжения жизни людской на исстрадавшейся земле…
Настёна гладила свежие, только-только зажившие шрамы на груди Степана и поражалась тому, что такой сильный, жестокий с ворогом и властный человек оказался таким нежным и ласковым с нею.
- Ох, Стёпушко, как же истосковалось по тебе моё серденько! – тихо сказала Настя. – Вот хучь и занята я цельный день по хозяйству так, что и дыхнуть некогда, а всё ж о тебе кажный миг мыслю. Как ты там, жив ли, не поранен ли… Все думки о тебе, любый мой!
- Ништо, милая, - ответил Степан, поворачиваясь к девице. – Вот погоним татарву из пределов нашенских… Заживём тогда тихо и мирно для себя лишь!
Настёна тихо засмеялась, блеснув глазами в темноте, высвеченной лишь бледным серебром месяца.
- Ты пошто смеёшься-то? – спросил Степан.
- Дык, знаю уж тебя, неугомонного! – улыбаясь, ответила Настя. – Татарву погоните, так ты себе иного ворога сыщешь! Ить не будешь ты никогда у бабьего подола сиднем сидеть! А мне, видать, Господом уготовано всю жизнь тебя ожидать с полей сражений всяких… Только ты не думай, Стёпушко! Я готова к энтому! Понесу свой крест, сколь Бог дасть!
- Да я и не сумлеваюсь, милая! Знаю, что верной супругой будешь и матерью доброй дитям нашим!
- Вот и верно, что не сумлеваешься, - тихо сказала Настёна и... нашла губами его уста жёсткие…
С рассветом Степан построил войско на широком майдане, в который обратилась малая некогда поляна пред срубом отшельничьим.
- Что, соколы, отдохнули от трудов ратных? – громко спросил он. – Теперя ждём гонца от сакмагонов, оставшихся войско ордынцев стеречь, и выходим! Потому, всем готовыми быть! Оружие, брони в порядок привесть, сбрую конскую проверить, припасы собрать в дорогу! Всё, братцы, разойдись!
Кметы, у многих из которых в скиту были семьи, разошлись, довольные тем, что есть ещё время для общения с родными.
Солнце уж высоко стояло в бирюзе небес, когда прибыл гонец, с коим Степан сразу ушёл под навес, кликнув боярина Ондрея и мурзу Хасана.
- Татары встали станом под Серпуховом! – доложил гонец, хлебнув молока из кринки. – Сотни их рыщут по округе, жгуть всё, людей в полон сбирають да бьють немеренно. Два полона мы ослобонили. Мужиков крепких оставили, оружие дав, а стариков, баб да ребятню сюды отправили.
- Эт вы верно поступили! – сказал Степан. – Где сыскать вас? Мы выступаем не медля! А ты останешься здеся, Микула, отдохни день и ночь с дороги, а взавтра к войску прибудешь!
- Мы в лесу стоим. У места, где река Серпейка в Нару впадает. Там сакмагонов сыщете. А только и мне отдых не нужон! Семью мою всю татары извели, что мне здеся прохлаждаться?! Дозволь, воевода, с вами идти!
- Ну, лады, коли так! Конь-то как твой? Притомился, поди?
- Ништо! Заводной у меня имеется. Я его в мураве оставил пастись на разнотравье. А сюды на татарском скакал. А оне – татарские-то выносливы зело!
- Иди, Микула, к столу. Бабы накормят тебя!
Гонец ушёл, качаясь пьяно от долгого сидения в седле…
- Почему хан встал у стен Серпухова? – спросил боярин. – Ить гнал войско без привалов, к стенам Москвы устремляясь?
- Боится хан! – уверенно ответил мурза Хасан. – Знаю я, как мыслят ордынцы! Хан думает так, что князь Димитрий теперя узнал о нашествии, он вооружается и укрепляет город… Посему, хану требуется точно знать, в Москве ли Димитрий. Ведь ведомо хану, что любая крепость обречена, если у защитников ея нет надежды на помощь извне. Пусть он тройные стены воздвигнет по какому-либо волшебству – Тохтамыш обложит их кольцом своих нукеров, не задумываясь. Но только знать надо - есть ли надёжа у осаждённых на помощь! Значится, хан отправил тайных своих соглядатаев из русских, что ему служат, на Москву. А они уж должны всё разнюхать и принести ему достоверные сведения. Потому хан будет ждать вестей от соглядатаев. С места не двинется!
- Верно мыслишь, мурза! – сказал Степан. – Легко осадить город с ходу, да под стенами его легко и увязнуть… И тогда удар даже небольших русских сил в спину может оказаться таким же гибельным для татар, как удар засадного полка князя Владимира Храброго на Куликовом поле. Вот и гадает хан: где теперя князь Димитрий? Какая у его дружина? Два года было у Тохтамыша, чтобы издаля изучить московского князя и его брата - Владимира Храброго Донского. Оба вспыльчивы и гневливы, оба радеют за благополучие своих подданных, обоих уязвленная гордость способна подвигнуть на шаг безрассудный. Останутся ли они в бездействии, видя, как опустошается их земля, слыша отовсюду стенания, жалобы и проклятия избиваемых людей? Знает хан, что у великого князя Димитрия есть опытные воеводы, да только воеводы со временем становятся похожими на своих князей… Думки думает хан, ни к какому решению не склоняясь... К тому ж, не ведомо хану, что Димитрий покинул столицу, ибо ему надеяться не на кого. Помните, что нам пленный сотник поведал? Будто, и от боярина Носатого из Твери к хану прибыл тайный гонец с вестью, что великий князь Михаил готов встретить хана на своем порубежье и принести покорность, если хан отдаст ему ярлык на великое княжение Владимирское. Вот посему и выжидает хан, думами полнясь…